Правда, Вигго пришлось, стоя на шатком, облепленном глиной крыле, толкнуть перед народом внеплановую речь, пока слушатели подводили под махолет сосновые доски и ныряли в топь за мешками. Сам вождь не ожидал особого эффекта от своего ночного экспромта, однако зуд от укусов пиявок, зловоние трясины и пьянящая близость спасения одарили его таким красноречием, что под конец выступления хуторяне, побросав мешки, подхватили оратора на руки и, радостно горланя, вынесли к свету и домашнему теплу.
«Эх, надо было взять в поездку Иенса, вытащить его из лаборатории, – пожалел про себя растроганный Вигго. – Полетал бы с нами, потолковал с людьми, зачитал им свои опусы о правах на воду. Глядишь, избавился бы на вольном воздухе от городской хандры и заикания».
Солнце клонилось к вечеру, и, пока взрослые занимались добыванием из нор лакомого змеиного мяса, шнырявшие повсюду детишки насобирали сухих водорослей для костра. Вот уже заплясали цветные языки пламени, пропитывая воздух йодом, а под углями пустили сок обмазанные соленой глиной хвосты. На землю брошены были покрывала, на которых разложили овощи и крестьянский хлеб, нарезанный толстыми ломтями. Из принесенных корзин выпирали залитые воском горлышки бутылей.
Подготовкой пиршества руководила бойкая вдовушка с соседнего хутора. Она же опекала столичного гостя, подливая ему в стакан до краев и подкладывая в тарелку лучшие куски, пока Вигго окончательно не отмяк от коросты политических забот, пламенных речей и не уткнулся доверчиво во вдовушкины теплые колени.
– Как на перине, – умащиваясь поудобнее, шепнул он.
– Глупый, – проворковала, склонившись над ним, вдова. – Городской… Это ж разве перина? Пойдем, я тебя в настоящую постель уложу. Хочешь?
Но насладиться заслуженным покоем эмиссару Сопротивления так и не дали собравшиеся со всей округи ходоки. Вытащив его из объятий соблазна, они паковали в суму обернутые расписками стопки монет, раскладывали по мешкам продукты и поднимали бесконечные тосты за борьбу до победного конца. Так что вдовушке ничего не досталось в награду за ее труды, кроме как расчесать на прощание гребнем буйные кудри упоенного в хлам Вигго и помочь мужчинам пристроить его поудобнее в верблюжий вьюк, чтобы не потерял по дороге бессильно болтающуюся кудлатую голову.
Закричали погонщики, караван тронулся, и на него опустилась кромешная беззвездная ночь. По дороге Вигго снился бесконечный сон про то, как он падает, крутясь, в темный колодец, где нечем дышать и булькает глубоко на дне гнилая теплая вода. Он то терял сознание, то цеплялся руками за каменную кладку стен, пытаясь остановиться и принять вертикальное положение, но ничего не помогало.
– Штрик, штайн… – повторял он в бреду, как заклинание. – Нет, не то… Крибле… крабле… как же там дальше?
В очередной раз придя в себя и не чувствуя онемевших рук, Вигго извернулся, вскочил и тут же вписался лбом в какую-то мокрую трубу – бумс! Сверху на лицо и за шиворот посыпались мелкие чешуйки ржавчины.
– Где я?!
– Дома, командир, в канализации, – откликнулось сразу несколько голосов. – С благополучным прибытием!
К полудню в мастерских Туба неожиданно потемнело, но внутреннее освещение никто включать не торопился. Надеялись, что притихший ветер одумается, сменит направление и отгонит тучи. Мальчишки-механики застилали вчерашней газетой круглый обеденный стол. Объявился к обеду и Вигго, пропадавший где-то последние дни. Стянув с себя за лямки тяжелый заплечный мешок, вождь водрузил его на лавку и развязал шнурок на горловине. В затхлом воздухе каменоломни пахнуло добротным крестьянским угощением.
Обрадованный Туб хлопнул в ладоши, подзывая всех.
– Ого-го, братва! Война войной, а обед по расписанию!
– Гостинцы от деревенских, – пояснил Вигго, водружая в центр стола пузатую бутыль мутного стекла. – Дань в своем роде.
Пошарив на дне опустевшего мешка, он извлек последний сверток, придвинул пустую тарелку и вытряхнул на нее скрученный в тугую спираль красноперый хвост. Остро запахло рыбой и дымком.
– М-морской змей! – восхитился Иенс.
– Морской-преморской, запеченный на углях. Сам ловил, между прочим. А ты ведь тоже из наших, док, из приморских?
Иенс в ответ только жалобно хлюпнул простуженным носом и пожал плечами, так как понятия не имел, откуда его предки прибились в Город. Дедовские рассказы о славной истории рода он усердно пропускал мимо ушей, а якобы «фамильное» поместье на побережье старик отхватил по дешевке уже на его памяти. Сам себя Иенс привык считать коренным горожанином, морских змеев помнил по праздничным семейным застольям – на серебре, в укропных кружевах и прозрачных ломтиках лимона. Но не распинаться же здесь об этом, все равно никто не оценит.
– Точно говорю, к бабке не ходи – приморский, с западного берега, – заверил его Вигго. – Да к тому же из благородных. Нос, глаза – порода! Так что, доведись нам при других обстоятельствах встретиться, называл бы я тебя господином и бегал, как собачка, за хозяйским стременем. Правда, Туб?
– Может, и правда, – засомневался мастер. – На побережье я давно не бывал. Еще с тех времен, когда старая Миранда была девчонкой, лепила свистульки из морской глины и ловила креветок на тухлую овечью косточку.
Тролль невольно зажмурился, вспоминая. Море отступало, оставляя после себя густеющие на жаре лужицы и зеленоватую соленую глину. Впадавшие в него ручейки пересыхали где-то выше, уходили в песок. Морские змеи зарывались поглубже и впадали в спячку в ожидании прилива. А крестьянам прятаться от жажды и голода было некуда. И в наступлении засухи поспешили обвинить ведьм – вызывательниц бурь. Сколько их тогда сожгли на белых от соли отмелях, никто не считал. Маленькой Миранде повезло: тролли спрятали ее у себя в подземелье, а затем с Караванщиками переправили в Город. Не место было юной ведьмочке среди степенных трудяг – кузнецов и алхимиков. Тролли растут медленно и старятся тоже веками. Безразлична им скоротечная красота земной девчонки. Но Туб до сих пор помнил, как трепал бриз светлые длинные волосы, раздувал пеструю юбку бегущей вдоль прибоя Миранды…
А море откатывалось все дальше, люди переселялись вслед за береговой чертой, отстраивая новые поселки. На месте старых, среди солончаков, виднелись лишь брошенные мазанки да черные кострища, где сожгли очередную ведьму. В особо выдающихся случаях на шестах торчала пара-другая колес с выбеленными на солнце костями, с черепом, расклеванным чайками. Ящерицы шуршали среди руин в поисках высохших объедков, да иногда скользила в оконном проеме тень Пустынного Старьевщика. Чайки, ящерицы, Старьевщики – падальщики ничем не брезгуют…
– Эй, Туб! – окликнул мастера Вигго, протягивая полный до краев стакан и кусок сала, завернутый в лепешку. – Замечтался?
Тролль кивнул и молча выпил.
– За скорую победу! – провозгласил вождь, поднимая стакан. – Разорвем проклятую паутину, и будет нам счастье!
– Н-не п-проще ли д-для начала п-пауков зад-давить? – спросил Иенс и осторожно отхлебнул пахнущую травами жидкость. – И па-паучиху…
