В шесть лет Головастик, уже нареченный мирским именем Оскар, мало отличался от остальных пацанов Гнилых Канальцев. Выгоревшие светлые волосы, облупившийся курносый нос, подбородок чуть твердоват для такого малыша – ну да жизнь не спросит, шесть тебе или шестьдесят. Серые упрямые глаза Оскара с удовольствием щурились на солнце и на зеленых скользких лягушек, которых он с пацанами ловил по весне в глубоком – чуть ли не по пояс – иле, а затем пек на углях. Лягушата никогда не стеснялись закусывать своими тезками. Серые упрямые глаза Оскара щурились внимательно и остро, когда приходилось перебегать улицы и переулки рядом со Ржавым рынком – обителью враждебных Крыс.
С Крыс, рыжеволосой девки и вязальной спицы и началась третья жизнь Оскара, но случилось это нескоро, только через семь лет. А пока шестилетний Оскар гордо принес Водяному пятьдесят серебряных долларов – пусть ему в рожу плюнут, если хоть одна монетка добыта честным путем – и из Головастика стал самым настоящим Лягушонком.
– Я тебе говорю – Крысы его давно пометили. Надо брать сейчас, пока Пет не расчухался.
Лягушонок Оскар почесал за ухом и дрыгнул ногами. Они с Водомеркой сидели на мостках. Рядом валялись забытые удочки, а с воды тянуло гнилью и тиной.
Некоторые считают, что рыба в Гнилых Канальцах давно перевелась. Некоторые не так уж далеки от истины, однако в Саргасовой луже все еще попадались окуньки и слепые красноперки. Матушка Синявка запрещала маленькому Оскару рыбачить на Саргасовой. Тетка была свято уверена, что окуньки – не просто окуньки, а души невинно загубленных младенцев. Оскар сначала тоже верил, но голод не тетка. Младенец он там или просто рыба, а зажаренный на палочке окунек лучше, чем вообще ничего.
– Аптекарь? – задумчиво протянул Оскар. – И чё мы там возьмем? Склянки с микстурой, шоб продристаться?
– Дурак! Если Пет на него глаз положил, значит, будет хабар. Может, он там золото из дерьма гонит. Говорю же – непростой старикан.
Оскар почесал в затылке и уставился на ряд лачуг, окружавших Саргасову лужу. Кривые, косые, навалившиеся друг на друга, как пьяницы после гулянки, упирающиеся в дно гнилыми костылями столбов-подпорок, а порой и просто едва выступающие из воды кучи досок вроде бобровых хаток. Не то чтобы Оскар видел когда-то бобровые хатки.
– Есть маза, – продолжал убеждать Водомерка, длинный, голенастый юнец года на два старше Оскара. – Прикинься больным, малахольным каким. «Дедушка, дедушка, мне бы хлебца корочку. Оголодал совсем, оборвался. А работы никакой нет? А я по хозяйству спорый, я все могу».
Голос Водомерки звучал одновременно фальшиво и жалобно. Оскар хмыкнул:
– А чего ты сам не пойдешь?
Водомерка осклабился:
– Да ты на рожу мою посмотри. Кто меня возьмет? А у тебя ничего, фасад правильный.
Оскар почесал в затылке. Еще раз почесал. Поплавок на его удочке дернулся и ушел под воду.
– Тащи! – истово завопил Водомерка. – Здоровый, сука, окунь!
Оскар подсек и вытащил окуня.
У старика на хозяйстве и так уже значились оборванный студентик и девка – это Водомерка определил, пока пас аптекарскую хату. Девчонка-то все и решила. Когда Лягушонок, зеленее травы (утром нарочно съел рвотного камня), подполз к порогу аптеки, дверь открыла пацаночка года на три постарше Оскара. Рыжая, как грех, с кошачьими глазами и очень спелой фигуркой.
– Тебе чего, мальчик?
«Я бы сказал, чего мне», – подумал Лягушонок, который к своим тринадцати имел уже постоянную маруху, верткую и скорую на смех Наперстянку.
– Хлебца бы мне, – пропищал Оскар, насилуя ломающийся басок.
– Ой, ты голодный? Я сейчас.
Рыжая махнула подолом платья, как лиска хвостом, и умчалась в глубь дома. Пока она ходила, Оскар деловито перебрался через порог и начал приглядываться. Аптека как аптека. Прилавок, на нем машинка для содовой, по стенам полки с колбами и бутылками. Чего тут Пет углядел? Замок на двери простой совсем. Любой скокарь возьмет, изнутри помогать не требуется.
Из глубины дома послышались шаркающие шаги. Кажись, сам старикашка ползет. Оскар напрягся и скорчил рожу пожалобней. На всякий случай покосился на дверь – если тика́ть придется, чтобы путь был свободный. Когда снова обернулся, из-за раздвинувшейся ширмы выступил высокий, сутуловатый старик в изрядно пыльном балахоне. Старик опирался о плечо давешней девчонки. Поправив на носу очки, старикашка сказал надтреснутым голосом:
– Ну-ка, ну-ка. Кто тут у нас? Очередные голодающие?
– Ой, голодаю, дяденька, – просипел Оскар.
Старикан оглядел его и так, и эдак, прищелкнул языком и спокойно заявил:
– Что-то к нам голодные зачастили. Вчера один приходил. Постарше тебя. Рыжий, вон, вроде нашей Герды. – Тут апекарь любовно потрепал девчонку по огненным патлам.
«Пет, хмырь болотный!» – грянуло в голове Лягушонка.
– Очень он аптекарским делом интересовался. Всю жизнь мечтал в ступке пестиком ворочать. А ночью, после того как я его отправил, он же в замке отмычкой ковырялся. Только замок на моей двери не простой, а с секретом. Бежал рыжий, только пятки посверкивали. А ты, малый, о чем мечтаешь?
Оскар понял, что мечтает убраться подальше. Бледно-голубые глаза аптекаря – самый тролльский цвет – так и посверкивали из-за толстых очечных стекол. И вдруг, ни с того ни с сего разобрало Лягушонка совершенно неуместное веселье.
– Я, дяденька, – заявил он, выпрямляясь и нагло глядя прямо в голубые аптекарские зенки, – мечтаю хатку твою поставить на уши, а рыжухе твоей вдуть. А еще мне бы хавчика. С утра, понимаешь, блюю и дрищу, в брюхе сплошные ветры.
Девка захлопала глазами и потянула старикашку за рукав:
– Шауль, что он говорит?
– Ничего, милая, – ответил старик, с интересом приглядываясь к Оскару. – Он говорит правду.
Прежде чем Оскар успел развернуться и дать стрекача, аптекарь подошел и ухватил мальчишку за подбородок. Пальцы у старика оказались неожиданно сильные и жесткие.
– Э, да и ты не так прост, как кажешься, – протянул хозяин аптеки. – Есть хочешь, говоришь?
– Хочу, – мрачно подтвердил Оскар. Тряхнув головой, он высвободился из аптекарской хватки и отступил к двери.
– Герда, принеси мальчику поесть. Там, кажется, еще остались Мирандины булочки, а на столе мед и масло.
Если старикан хотел поймать Лягушонка на жрачку, то не на того напал. Мед! Видали мы ваш мед. На него глупые мухи как раз и липнут. Лягушонок сглотнул кислую слюну. Девчонка снова нырнула за ширму. Старик, убедившись, что рыжая ушла, подошел к Оскару и тихо сказал:
– Я не знаю, что вы затеяли. Ничего такого в моей аптеке нет. Если вам рассказали, что я делаю золото из свинца или другую подобную глупость, – это неправда. Передай своим приятелям, пусть оставят меня в покое. А то ведь в следующий раз мой замок не просто пугать будет, он кусаться начнет.
