– Почему бы господину полицмейстеру и вам, W, не прогуляться к Храму и не убедиться, что там нет никаких следов недавней активности?
– Чтобы вы тем временем занялись чем? – спросил W. Смотрел он при этом почему-то не на Кея, а на молчаливого Господина P.
– Уборкой, мой друг, – улыбнулся хозяин особняка. – Уборкой.
Почему-то этот аргумент подействовал, и вскоре Расмуссен и W уже катили к Храму в длинной бронированной машине W. В салоне хозяин паромобиля сдернул маску. Был он мрачнее тучи и за всю дорогу не проронил ни слова, предоставив тем Оскару богатую пищу для размышлений.
Храм Праведных-во-Гневе стоял на отшибе. Здание расположилось точно между Ржавым рынком и Воровской слободкой, которая тянулась до самого Собачьего пустыря, вотчины Ящериц. Крысы и Ящерицы постоянно спорили из-за этой территории, но и те и другие старались не приближаться к Храму. Ларьки торговцев и кособокие лачуги слободки держались поодаль, словно обгоревшее здание их пугало. За сотню лет дожди и снега не смыли гарь, так что Храм торчал посреди слепого пятна черным гнилым клыком. Его острая, местами провалившаяся крыша вздымалась к низким облакам. Даже вездесущие городские вороны избегали этого места.
Оскар задумчиво оглядел железные двери в сизых пятнах окалины. Окна были забраны траченными ржавчиной решетками.
– Не понимаю, – сказал Расмуссен.
– Чего именно вы не понимаете? – огрызнулся W. Он стоял рядом с машиной и, казалось, отнюдь не горел желанием наведаться внутрь Храма.
– Не понимаю, к чему такие предосторожности. Это же просто еще одна религиозная секта. Сколько их в Городе? Вот ведьмы – те да, могут наделать делов. А Василиски были обычными людьми.
– Обычными, – согласился W.
– Так зачем же…
– Зачем сожгли Жака де Моле, Лягушонок Оскар?
Расмуссен вздрогнул – не столько от звука незнакомого имени, сколько от давно забытого обращения. Полицмейстер оглянулся. W смотрел прямо на него, и в черных узких глазах Воина плясали огоньки.
– Страх и тайна, мальчик, страх и тайна. В Междуцарствие, когда власть Королевы пошатнулась, а мы еще не набрались сил, у Василисков было большое влияние. И не только в Городе, но и далеко за его пределами.
– Чего они хотели?
– А чего хотят все? Денег и власти, смерти противников. Их уважали и боялись, у них было достаточно средств и хорошо обученных убийц… И маски. Мы ведь у них взяли этот обычай. Легко смеяться над врагом, которого видишь, а если его лицо скрыто маской, тут поневоле задумаешься – а есть ли вообще под маской лицо?
– Они и правда умели замораживать взглядом?
– Их магистр точно умел.
– Магистр?
– Да. Крайне неприятная личность. Между прочим, он ухитрился сбежать. Жаль, что я не додумался спалить его на островке посреди реки или хотя бы на площади…
– Вы его не поймали?
– Нет. Говорят, он ушел в Долину. Сильно надеюсь, что там он и подох, только вряд ли – живучая была гадина… Ну что, так и будем стоять или пойдем внутрь?
Лягушонок пожал плечами и зашагал через площадь. Странная откровенность W ему совсем не понравилась.
Ключ со скрежетом повернулся в замке, однако дверь не спешила открываться. Оскар налег плечом. Никакого результата, только шинель измазалась в жирной гари. W отстранил полицмейстера и легко толкнул створку, отчего та распахнулась с дьявольским скрипом. Изнутри пахнуло затхлостью и пожарищем.
Если верить слухам, в Храме стояла дивной красоты статуя Ориэля. Согласно одной версии, чистые глаза ангела сочились слезами от людских непотребств. Согласно другой, горели холодным и яростным пламенем и взгляда его следовало избегать. Неизвестно, как оно было сто лет назад, но сейчас вместо глаз у статуи зияли два черных обуглившихся провала. И вся она была мерзкая, обметанная сажей, с потрескавшимся лицом. Правое крыло торчало почти горизонтально, а левое вяло поникло и прижалось к корпусу. В полосах серого света, падающих из окон, ангел казался тощей подбитой вороной, которая и рада бы взлететь, да не судьба.
Больше в Храме не было ничего, не считая груд мусора. W обошел зал, брезгливо ступая по горелым обломкам. Закончив экскурсию, он обернулся к Расмуссену:
– Видите – ничего. Какого черта эта ледяная сволочь меня погнала сюда?
Расмуссен не ответил. Он стоял перед стеной и внимательно что-то разглядывал.
– Эй, на что вы там уставились?
Эхо подхватило окрик и разметало по притворам. W передернул плечами, кисло взглянул на статую и подошел к полицмейстеру. Тот кивнул на участок стены, который привлек его внимание:
– Смотрите.
W присмотрелся и скорчил гримасу:
– Ну и что из этого? Буквы. Их по всему городу пишут.
На саже были процарапаны буквы P, W и F, повторенные многократно и в разной последовательности. Царапины доходили до невыгоревшего слоя штукатурки, так что литеры виднелись ясно, белые на черном.
– Значит, кто-то заходил сюда после того, как вы заперли дверь, – сказал Оскар.
– Или кто-то нацарапал буквы сразу после пожара и эта дрянь так и осталась.
– Нет. Посмотрите.
Рядом с буквами имелся еще один рисунок. Оскар потрогал четкие линии, стер с пальцев сажу и спросил:
– Это вам ничего не напоминает?
– Ключ? – неохотно признал W.
– Ключ. Кей. Он появился в Городе недавно, значит, надписям намного меньше, чем сто лет. И ему тоже прислали подарок. Думается, не случайно. Давайте проверим, есть ли здесь другие выходы.
– Проверяйте, – буркнул W. – А я подышу свежим воздухом. Что-то мне здесь душновато. – Широким шагом он прошел к выходу.
Оскар проводил его задумчивым взглядом. С каких это пор запах гари отвращает Войну?..
Выкинув из головы лишние мысли, полицмейстер следующие полчаса тщательно обшаривал Храм. Никаких других дверей он не нашел, зато обнаружил груду сваленных в углу обугленных черепов и костей. Человеческих. Похоже, городские легенды не врали и последних Василисков W сжег в их Храме живьем. Это не смутило бы Оскара, смутило другое – кто-то должен был сложить останки в кучу. Видимо, тот самый кто-то, украсивший стены Храма граффити, кто-то, чье существование W так упорно не желает признавать.
Вернувшись к машине, Расмуссен умолчал о своей находке. Сказал лишь, что дополнительных выходов нет.
– Что и требовалось доказать, – отрезал W и, не попрощавшись, укатил прочь.
Подвезти Расмуссена до городской префектуры он не предложил, да тот и не стал напрашиваться, ибо направлялся совсем в другую сторону.
Неизвестно, кто начал рыть катакомбы под городом. Может быть, тролли, которые в те далекие времена предпочитали пещеры открытому воздуху. Может быть, строители древнего лабиринта, поклонявшиеся Минотавру. Или совсем диковинные твари, о которых не знали даже самые рьяные собиратели фольклора. Часть ходов осыпалась, часть затопило разлившееся за последние годы Мертвое озеро, но такая мелочь уж никак не могла остановить Лягушонка, который в первый месяц своей жизни пересек под водой Саргасову лужу. Еще малышом он излазил эти туннели, и потому отлично знал – если куда-то нельзя пробраться с поверхности, то точно можно найти подземную дорогу.
