Черныш постучал согнутым пальцем по лбу:
– Это птица. Большая, хищная, мерзкого вида птица с облезлым синим оперением. Она щелкает клювом. Уж не знаю, куда при этом зовет.
– Та-ак… – повторил Беляк. – Допились.
– Вы как хотите, – мотнул головой Рэм, – а я ее сейчас спасу. – И он вцепился в решетку.
Решетка, конечно, не думала поддаваться. Рэм затряс ее, как впавший в раж орангутан. Черныш, все еще ухмыляясь, подошел и легонько надавил, отчего прутья разъехались в стороны. Дыра получилась достаточно широкой, чтобы Рэм протиснулся внутрь клетки.
Женщина звала. Она манила. В ней не было и грамма зеркальной фальши, нет, вся она была настоящая, и пахло от нее по-настоящему – разгоряченным телом, порохом и огнем революции. И любовью. Такой большой, такой чистой любовью, о которой Рэм мечтал всю жизнь. Тролль понял, что это Она. Раскрыв объятия, Рэм шагнул к женщине, и та приняла его, и сделалось тепло и сладко – только отчего-то сильно болела правая нога.
Рэм не видел, что творится снаружи клетки, хотя посмотреть стоило. Черныш, прижавшись к решетке, вылупил глаза.
– Она его жрет! Птица его жрет, а болван только ухмыляется, как лунатик!
– Не знаю, кто его жрет, птица или рыба, – заметил Беляк, то есть Кей. – Но кто-то жрет несомненно. Сейчас парень лишится ноги.
– Я его вытащу.
– Стой!
Но Черныш, точнее, Дафна уже лезла в клетку. Птица, заметив новую добычу, бросила тролля и хищно заклекотала. Дафна недолго думая впечатала кулак ей в глаз. Птица ничуть не смутилась. Дернув лысой башкой, она распахнула клюв и тяпнула Госпожу W за руку.
– Ой! Больно! Ах ты мерзкая тварь…
Госпожа W попыталась ухватить противницу за голую шею, но шея непонятным образом увернулась, а девушку клюнули в ногу. Затем птица издала еще один клекот и, растопырив когти, впилась Дафне в лицо.
– Кей! Оттащи эту бестию!
Кей не стал протискиваться в дыру, а вместо этого поднес пальцы к замку. Замок щелкнул и рассыпался. Распахнув дверцу, юноша пулей влетел в клетку. Птица, заметив путь к свободе, бросила терзать добычу. Прижав крылья к корпусу и работая голенастыми ногами, она пронеслась мимо Кея и выскочила наружу. Здесь птаха расправила крылья. Прощально и насмешливо крикнув, она воспарила над аллеей, над засыпанными снегом дорожками и садовой решеткой.
Рэм, бесчувственный, валялся на полу в окружении начисто обглоданных костей. Дафна скорчилась тут же, закрывая лицо. Кей упал рядом с ней на колени:
– Опусти руки. Опусти руки, я посмотрю.
– Не надо.
– Да опусти же руки, дура!
Дафна отвела ладони. Кей судорожно ощупал лицо девушки и засмеялся:
– Тьфу. Истеричка. Глаза не задеты, а царапины сейчас затянутся.
– Что, испугался?
– Ничуть.
– Испугался! – торжествующе улыбнулась Дафна. – А теперь представь, каково было мне.
Кей, нахмурившись, перевернул тролля. По лицу Рэма блуждала счастливая улыбка, а на ноге краснел здоровенный укус.
– Ненормальные, – буркнул Кей.
– Ты ее правда не видел?
– Правда не видел. Странная какая-то птица.
– Очень странная, – задумчиво проговорила Дафна. – Жаль, что мы ее упустили. Ну ладно, утром выловим. А теперь ты понесешь меня домой. На руках.
– С какой это радости?
– Меня в ногу клюнули.
– Но ведь зажило уже.
– Но ведь клюнули!
Последнего Кей оспорить не мог и, обреченно вздохнув, подхватил Дафну на руки. Та оглянулась на тролля:
– А с ним что?
– Его я домой на руках точно не понесу. Утром придет служитель и разберется.
– Недобрый ты, – вздохнула девушка, опуская голову любовнику на плечо.
Пригнувшись, Кей выбрался из клетки и зашагал прочь по скрипящему снегу. Скоро его тень затерялась среди других теней – лишь цепочка глубоких следов доказывала, что здесь кто-то прошел.
Ночь все тянулась, все не кончалась. Спустя какое-то время еще один крик пролетел над Городом. Он обогнул Смотровую башню, прокатился по Триумфальному проспекту и запрыгал по переулкам, от Гнилых Канальцев и до Собачьего пустыря. Где-то в районе Ржавого рынка крик привлек внимание одинокого пешехода. Пешеход взглянул вверх, и Аврора осветила его лицо, очень похожее на лицо Иенса.
Глава 12
Долгие проводы
…Сквозь плеск воды и грохот обвала он услышал: «Хватай руку! Живее, хватай руку!» Что-то сжало запястье доктора, и он тоже ухватил это что-то, и через секунду мокрого и задыхающегося Иенса втащили в лодку. Сначала он просто лежал, пытаясь восстановить дыхание. Потом ему стало неудобно: в бок упиралась скамья. Пришлось перевернуться. Очень вовремя, потому что тот, кто спас доктора, пихнул его веслом и заорал:
– Хватайся за веревку! Хватайся, иначе нас снесет!
Веревка, толстая и разлохмаченная, плюхнулась на скамью. Иенс вцепился в жесткое волокно и чуть снова не полетел в воду – течение здесь было стремительным, лодку рывком развернуло. С берега потянули. Иенс держался что было сил. Наконец река сдалась и отпустила добычу. Суденышко ткнулось носом в каменный берег канала. На воду упали отблески факелов. Только тут Иенс поднял голову, чтобы взглянуть на своего спасителя.
На корме сидел журналист Маяк Безбашенный. Была на нем просторная красная роба, а может, не роба, мантия – что-то такое, в чем журналисты обычно не ходят. Заметив взгляд Иенса, Маяк широко и дружелюбно улыбнулся.
– Ты?!
– А вы кого ожидали увидеть, благородный Магнус Сигурдсен? Архангела в светлых одеждах?
– П-почти увидел, – прошипел Иенс. – Б-благодаря тебе, т-тварь. Что ты написал К-кею?
– Какая неблагодарность! – Журналист развел руками в комическом ужасе. – Я обеспечиваю ему поединок. Я вытаскиваю из воды его мокрую задницу. И где награда?
Иенс оглянулся на берег. Там маячили двое в темных плащах и с факелами, а еще один, присев на корточки, удерживал нос лодки. Зеваки из Клуба? Ох, вряд ли.
– Что все это з-значит?
– Почему все непременно должно что-то значить? – промурлыкал журналист, подбираясь ближе. – Почему я не мог оказать потомку благородного рода услугу из человеколюбия, из преданности его семейству, из отцовских чувств, наконец?
Иенс вздрогнул, но не от подземного холода – пещера над ними и вокруг дышала волглым теплом.
– К-каких еще чувств?
Порывшись под рясой, Маяк извлек золотой медальон на тонкой цепочке. Держа побрякушку на ладони, журналист нажал незаметную кнопку, и медальон со щелчком открылся. Внутри блеснуло стекло. Иенс нагнулся, вглядываясь.
