Вернувшись в Роппонги, я первым делом купила местную «Тайме». Англоязычная пресса уже потеряла интерес к убийству в школе Каяма и со вкусом принялась за банковский кризис. На мировой бирже рейтинг Японии скатился вниз, уступив первые два места Англии и США, но правительство упорно не теряло оптимизма. Тоже мне новости. Я скатала газету в трубку и сунула ее в свой рюкзачок, изрядно раздувшийся от сегодняшней покупки. Взвалив неуклюжую поклажу на спину и с ужасом поглядевшись в витринное стекло, я свернула на Гайен-Хигаси-дори и отправилась в «Волшебный лес», возле которого, к счастью, сегодня не толпились демонстранты.
Миновав греческую колоннаду у дверей, я вошла в магазин и вдохнула его привычные запахи: сырой земли, мха и душистых экзотических цветов. Мне нужен был королевский букет, и букет ждал меня: розовые розы на длинных стеблях, к тому же со скидкой — некоторые лепестки уже начали подсыхать.
— Откуда цветочки? — спросила я продавщицу, неохотно возившуюся с жасминовыми ветками.
— Латинская Америка, — сказала она с явным раздражением. — Не знаю точно, из какой страны, но могу вас заверить, что никто из животных или людей не пострадал от пестицидов в зарослях этих роз!
«Здесь был Че», — отметила я про себя, а вслух сказала:
— Между прочим, они немного подвяли. Видите коричневые пятнышки?
— Их привезли два дня назад. Никто их не купил, и мы снизили цену. Если госпоже не нравятся розы, я могу предложить голландские тюльпаны или тайские орхидеи.
— А местные цветы у вас бывают?
— Да, но они дорогие. — Она окинула быстрым взглядом мой переполненный рюкзак, подумав, наверное, что все свое имущество я ношу с собой. Пришлось сбросить лямку с плеча и поправить пальто таким образом, чтобы клетчатая подкладка Барберри бросилась ей в глаза. Эти клеточки действуют на японцев безотказно, и, хотя пальто было из маминого гардероба тридцатилетней давности, уловка сработала. Глаза наши радостно встретились.
— Цена меня вряд ли смутит, если дело касается икебаны, — добавила я важно, чтобы добить девицу окончательно.
— Госпожа преподает икебану? — спросила она, не дожидаясь, впрочем, ответа и таинственным жестом приглашая меня следовать за собой. И мы пошли сквозь розоватый вишневый сад и сквозь белоснежный сливовый сад, мимо деревьев в кадках, деревьев в горшках и деревьев с обернутыми джутом корнями — по шестьдесят тысяч иен штука, а то и покруче. По дороге я отвергла вишневые ветки — похоже, «пепел сакуры» все еще стучал в мое сердце — и выбрала цветы апельсина, несколько листьев лотоса и пурпурные космеи, похожие на георгины, только поменьше. Пришлось расстаться с пятью тысячами, но для нас, любителей английской клеточки, тридцать пять долларов, разумеется, не деньги.
— У нас имеется экологичная оберточная бумага и блестящая серебристая бумага с логотипом «Волшебного леса». Что предпочтет госпожа?
Я колебалась недолго. Серебристая. Я ведь не куда-нибудь отправляюсь, а в замок, где выше крыши всяких блестящих господ и дам, приятных во всех отношениях. В Каяма Каикан.
15
Уткнувшись лицом в букет, я проскользнула мимо швейцара. Не очень-то хотелось быть опознанной как «та самая Рей, вестница несчастья». Но я напрасно беспокоилась, он усердно приветствовал немецких туристов, с которыми я, пристроившись в хвосте группы, и прошла к дверям лифта, оставшись никем не замеченной. Правда, лифт мне был не нужен. Офис, куда я направлялась, располагался на втором этаже, но путь к нему преграждала дверь с табличкой «Только для персонала».
С персоналом в Каяма дела обстояли следующим образом: все клерки по вторникам после обеда были какое-то время свободны и могли предаваться изучению икебаны с удвоенным рвением. Или, на худой конец, заниматься своими делами. А я как раз собиралась заняться своими.
Административный офис выглядел идеально — в японском смысле этого слова. Огромное пространство, пол покрыт серым ковром, на рабочих столах ни бумажки, ни точилки, одни только таблички с именами. Хорошо, что я знала, как пишутся имена Кода и Сато.
Стол госпожи Коды обнаружился у стеклянной стены, оттуда можно было любоваться цветущими деревьями внизу, на аллее. Сначала я так и сделала, потом отошла от окна, опасаясь быть увиденной, но вспомнила, что стекла в Каяма пропускают свет только в одну сторону, и вернулась к столу. Его местоположение говорило о многом. Например, о том, что роль госпожи Коды в Каяма отнюдь не была главной. Иначе ее стол стоял бы посреди зала, так удобнее отдавать приказания и лучше видно, кто чем занимается. Зато теперь было понятно, где искать стол Сакуры. Разумеется, Сакура, пчелиная царица, устроилась в самом центре улья. Стальная поверхность ее стола и ручки ящиков еще хранили следы черного порошка. Ясное дело. Полиция здесь уже побывала. Кажется, при помощи этой штуки снимают отпечатки пальцев.
Со столом госпожи Коды было еще интереснее: солнце светило на него под таким углом, что между крышкой стола и выдвижным ящиком виднелась тень — едва заметная темная полоска, говорящая о том, что ящик не заперт. Соблазн заглянуть туда был невыносимым, он подтачивал мою порядочность, как маленькие жучки точат соломенные татами. Что, если я открою его только чуть-чуть? Это же не взлом, а так, легкая проверка. Я могла бы найти записную книжку госпожи Коды, аккуратно ее полистать и — возможно — обнаружить что-нибудь занимательное на букву «К». Загадочную госпожу Каяму, например.
Ящик открылся практически сам — выехал беззвучно, показав мне несколько блокнотов, коробку с ручками, коробку с карандашами и пачку салфеток. И все. Полистав блокноты, я поняла, что не прочту ни слова, разве что названия двух-трех цветов и пару адресов в Токио. Список учителей школы был тоже отпечатан на кандзи, но с английской версией на той же странице. Подумав, что такая бумага может мне еще понадобиться, я направилась к копировальной машине. Лучше бы я этого не делала. Стоило нажать кнопку, как аппарат взвизгнул, застучал и залязгал так старательно, что если хоть одна живая душа находилась на втором этаже, то скандал был бы неминуем. К тому же, несмотря на производимый им шум, ксерокс работал очень медленно. Когда я закончила, на часах было без десяти два. Через десять минут секретарши вернутся, все до единой.
Я подошла к столу госпожи Коды, чтобы положить список на место. Заметив, что на ручке ящика остались черные крупинки — полицейский порошок со стола Сакуры, — я потянулась за салфеткой и нащупала в глубине ящика что-то вроде пластиковой коробочки. Обернув пальцы салфеткой, я извлекла находку на свет — оранжевый пластиковый флакон с английской надписью «Мотрин 800 мг». Знакомое название. Не знала, что эта штука помогает еще и от артрита.
Пробка была завернута неплотно, она легко соскочила, и одна таблетка выпала мне на ладонь. Маленькая белая таблетка с выпуклым женским профилем на одной стороне, наподобие камеи. Любопытный дизайн для обыкновенного болеутоляющего. Я перевернула таблетку и увидела надпись: «Нолвадекс 600 мг». Итак, госпожа Кода хранит одно лекарство во флаконе из-под другого. По всей видимости, у нее есть на это причины.
