— Наговорили ему всякого? — медленно, пытаясь
унять гонку мыслей, повторил Александр Григорьевич. — То есть, стало быть,
про историю… — Он хотел сказать «падения вашего», но посовестился. —
Про жизненную историю вашу тоже?
Она поняла и опустила голову.
— Да, всё ему рассказала. Сама не знаю, что на меня
нашло.
— А…
«А он что?» — захотелось теперь спросить Заметову, однако
делать этого, пожалуй, не следовало. Порфирии Петрович нипочем бы не выдал
своего сугубого интереса к личности подозреваемого.
— Ну-ну, — с видимым равнодушием протянул
письмоводитель, хотя сердце у него в груди так и попрыгивало. — Пойду.
Пора-с.
Проводив посетителя, Мармеладова вернулась в комнату совсем
ненадолго. Собрала в узелок какие-то мелочи, трижды перекрестилась на икону,
висевшую в самом дальнем от кровати углу, и тоже вышла.
Лишь теперь человек, который все это время не отрывался от
замочной скважины и дважды, от чрезмерной увлеченности, произвел невольный шум,
принятый простодушной Монашкой за сквозняк, оставил свое нескромное занятие.
Любопытно, что в самом начале объяснения Заметова с гулящей
господин был куда менее сосредоточен, даже достал из кармана плоскую фляжку с
ромом и раз-другой к ней приложился. По лицу его при этом гуляло довольно
странное выражение, соединявшее в себе глумливость и жадное ожидание. Однако,
когда речь зашла об убийстве, облик соглядатая переменился — сделался серьезен
и внимателен. Во второй раз перемена в этом лице произошла при упоминании имени
«Родион Романович». Здесь уж господин прямо вздрогнул и прижался к скважине еще
плотнее.
Как раз в эту минуту из противоположной двери появилась дама
средних лет, довольно недурной наружности, которую портили лишь жесткие складки
у губ. Увидя, каким делом занят белокурый господин, она беззвучно рассмеялась,
подошла на цыпочках и погладила его по волосам, но тот досадливо отодвинулся и
махнул: «уйди, уйди!». Женщина нисколько не обиделась. Прикрыв рот, чтоб не
засмеяться в голос, она отошла в угол, села на диванчик и уже оттуда весело
наблюдала за некрасивым времяпрепровождением своего приятеля.
Наконец он отодвинулся от скважины и посмотрел в сторону
задумчиво прищуренным взглядом.
— Как вам моя крайняя комнатка? Хороша? — фыркнула
дама. — Нарочно сдаю гулящей — полакомить близких друзей видом рублевого
разврата. Это, знаете, барчукам для пробуждения аппетиту показывают, как
крестьянские дети уплетают кашу с молоком… Да что это вы постником глядите,
Аркадий Иванович, не распотешила вас моя Монашка?
— Отчего же, Гертруда Карловна, даже очень
распотешила, — нараспев проговорил мужчина. — Под большим пребываю
впечатлением.
Гертруда Карловна (это была мадам Ресслих, хозяйка квартиры
и всего этажа) присвистнула, что вышло у ней очень ловко.
— Значит, не зря я к девчонке подбираюсь. Есть в ней
что-то этакое, у меня на подобные вещи нюх. Самого Свидригайлова впечатлить!
Свидригайлов (ибо такова, выходит, была фамилия белокурого
господина) поглядел на Гертруду Карловну весьма внимательно и ответил несколько
невпопад:
— Именно что нюх. Затем у вас и остановился. Госпожа
Ресслих оживилась:
— Что девочка-невеста? Понравилась? Не зря из деревни
приехали?
— Хороша, — сдержанно ответил Аркадий
Иванович. — Папенька с маменькой только очень уж противные.
— Зато вам не будет от них никакой докуки, за это
ручаюсь. — Хозяйка подошла, присела к Свидригайлову на колени. — А вы
помните уговор. Как наиграетесь с женушкой и прискучите ее невинными
прелестями, она моя. Ведь это я вам ее приискала.
— Не беспокойтесь. — Господин зевнул, отворачивая
щеку от поцелуя. — Сочтемся. Пойду, однако, прогуляюсь. Да и дельце есть.
Глава 11
Господин Свидригайлов
«Дельце» привело Аркадия Ивановича на Вознесенский проспект
к некоему дому довольно уродливого вида. Повернув с улицы в темную подворотню,
Свидригайлов заглянул во двор, однако не прошел к подъездам, а остался в
полумраке. Прохаживался там взад-вперед, постукивая по мостовой своей тростью.
Трость была дорогая, красного дерева с бронзовым набалдашником в виде сфинкса,
восседающего на пьедестале.
Всякий раз, когда в подворотню кто-то входил, Аркадий
Иванович брал в сторону и совершенно сливался со стеной, так что делался почти
невидим.
Странное его ожидание (а судя по некоторым признакам
нетерпения это было именно ожидание) продолжалось довольно долго, но в конце
концов окончилось, и окончилось вот чем.
Один из прохожих, которые проследовали с улицы во двор,
высокий и широкоплечий молодой мужчина, ничем не заинтересовавший
Свидригайлова, через короткое время появился вновь и направился уже в обратную
сторону, причем не один, а сопровождаемый барышней в скромном, но очень идущем
к ней платье.
Завидев барышню, Аркадий Иванович так вздрогнул, что стало
ясно — ее-то он тут и поджидал. Но объявлять о себе и не подумал, нырнул в
проем, что вел в дворницкую, и затаился там.
Двое, разговаривая, проходили мимо.
— …Я так вам благодарна, Дмитрий Прокофьевич, что не
оставляете Родю. Просто не знаю, что бы мы без вас делали, — говорила
барышня. — Он сделался несносен. Верите ли, вчера, когда он пошел меня
провожать…
Они свернули на улицу, и продолжения спрятавшийся помещик не
услышал.
Он выждал несколько мгновений и отправился следом за
парочкой. Та двинулась по проспекту в сторону Садовой, потом повернула к
Юсуповскому саду. Барышня всё что-то говорила, мужчина очень внимательно
слушал. При переходе через улицу он предложил девушке локоть, и она оперлась об
его руку, да так и не убрала, даже когда проезжая часть уже осталась позади.
Лоб Свидригайлова нахмурился, он ускорил шаги и очень скоро
оказался прямо за спиной у тех двоих. Он, впрочем, кажется, понял, что может
особенно не осторожничать — мужчина и девушка были слишком увлечены то ли
беседою, то ли друг другом.
— Я не могу теперь к нему, он наговорил мне давеча
ужасных, ужасных вещей, — говорила барышня. — Он болен, болен душою,
теперь я это вижу.
— Не тревожьтесь, Авдотья Романовна. Я был у него утром
и буду опять. Мы его из хандры вытащим, — пообещал мужчина.
— Я почему-то очень на вас надеюсь. — Авдотья
Романовна улыбнулась. — А вы сегодня иначе выглядите. Сапоги начищены,
пуговицы пришиты. И бритому вам гораздо лучше, чем со щетиной.
Ее собеседник покраснел всей шеею, сзади это было отлично
видно.
