Все дно лощины представляло собой извивающееся кровавое месиво. Какой-то рыцарь в стальных латах и шлеме с плюмажем попытался выбраться, но две пущенные почти в упор стрелы пробили его нагрудник, а третья нашла щель в его забрале. Он упал навзничь, дергаясь в агонии. Из его щита, украшенного изображением сокола, торчало множество стрел. Однако теперь их летело меньше, ибо шотландцев, в которых стоило бы стрелять, почти не осталось. Первые лучники, достав ножи, уже спускались в теснину, чтобы добивать раненых.
— Ну, кто тут ненавидит англичан? — глумливо орал кто-то из стрелков. — Эй, дохлые ублюдки! Кто из вас ненавидит англичан?
Но в этот момент с центра позиции внезапно донеся крик, в котором слышалась не насмешка, а неприкрытая паника:
— Стрелки! Стрелки! Направо! Ради бога! Скорее!
* * *
На левом фланге английской армии ратникам практически не довелось вступить в бой, ибо атака врага на этом направлении захлебнулась под стрелами лучников на дне поросшего папоротниками оврага. Английский центр принял на себя мощный удар, но держался твердо, потому что люди архиепископа расположились за пусть и невысокими, но все же являвшимися для наступавших преградой каменными стенами. Натолкнувшись на это облегчавшее англичанам защиту препятствие, шотландцы наносили из-за него ожесточенные удары, поражая врага тяжелыми пиками, однако ни разрушить его, ни перебраться через него им пока не удавалось. Некоторые английские рыцари велели привести им коней, вскочили в седла и, вооружившись длинными копьями, из-за спин своих обороняющихся товарищей кололи ими шотландцев в лица. Иные пешие ратники ловко подныривали под громоздкие пики и рубили врага мечами и топорами, в то время как слева в шотландцев беспрерывно летели длинные английские стрелы. В центре позиции царил невероятный шум: боевые кличи, надсадные крики зажатых в давке, вопли и стоны раненых, лязг и скрежет стали о сталь, треск ломающихся древков оружия, — все это смешалось в немыслимую, оглушительную какофонию. Однако при всем накале схватки ни одна из сторон не могла не только прорвать вражеский строй, но даже потеснить противника. В этой толчее люди дрались буквально на трупах погибших: они делали выпады, рубили, получали удары, истекали кровью и умирали.
Но на правом фланге англичан, там, где командовали лорд Невилл и лорд Перси, стена не была достроена, и эта низенькая груда камней не представляла сколь бы то ни было серьезного препятствия для левого крыла шотландцев, которое вели в бой граф Марч и племянник короля, лорд Роберт Стюарт. Их шелтрон, ближайший к городу, был самым большим из трех шотландских подразделений, и его воины набросились на противника с неистовой яростью стаи изголодавшихся волков. Атакующие жаждали крови, и лучники бежали от завывавшей толпы, словно овцы, спасавшиеся от волчьих клыков. Потом нападающие налетели на правый фланг английской армии, и сила их натиска была такова, что они отбросили обороняющихся шагов на двадцать. Однако, когда напор слегка ослаб, поскольку шотландцы стали спотыкаться о тела убитых или раненных ими людей, английским ратникам почти чудом удалось остановиться и восстановить линию обороны. Англичане, сплотившиеся плечом к плечу, присели позади своих щитов и отбивались колющими ударами, тыча мечами в лодыжки и лица и пыхтя от напряжения, требовавшегося, чтобы сдержать напор огромной массы людей.
Враги, сражавшиеся в первой шеренге, оказались прижатыми друг к другу почти вплотную, так близко, что размахнуться мечом не было никакой возможности и поражать противника удавалось лишь короткими колющими ударами. Зато бойцы из задних рядов могли использовать тяжелое оружие на длинных древках, и одна шотландская алебарда с хрустом обрушилась на голову англичанина, раскроив и шлем, и кожаный подшлемник, и череп, словно яичную скорлупу. Стоило пасть одному бойцу в первой шеренге обороняющихся, как в образовавшуюся брешь сразу устремлялись атакующие. Неистово рванувшийся вперед горец споткнулся об упавшего англичанина и взвыл, когда товарищ убитого полоснул его ножом по незащищенной шее. Шотландец из второго ряда вновь нанес удар алебардой, на сей раз острием, и смятое сорванное забрало английского шлема осталось нанизанным на него.
Барабаны, те, что еще уцелели, загремели снова, и шотландцы, воодушевленные этим ритмом, усилили натиск.
— Брюс! Брюс! — восклицали одни из них, тогда как другие вызвали к небесному покровителю своей страны:
— Святой Андрей! Святой Андрей!
Лорд Роберт Стюарт, в ярком желто-голубом одеянии и шлеме с золотым ободом, обрушивал на пятившихся английских ратников мощные удары тяжелого двуручного меча. Стрел в такой свалке опасаться не приходилось, и лорд поднял забрало, чтобы посмотреть на противника.
— Вперед! — крикнул он. — Вперед! Рази! Смерть им! Смерть!
Король обещал своим людям, что они встретят Рождество в Лондоне, и походило на то, что сейчас воплощению этого в жизнь мешала лишь горстка обреченных людей. Всего несколько ударов меча отделяли шотландцев от всех богатств Дарема, Йорка и Лондона, всего горстке людей оставалось умереть, чтобы шотландские кошельки пополнились серебром и золотом Норвича и Оксфорда, Бристоля и Саутгемптона.
— Шотландия! Шотландия! Шотландия! — кричал лорд Роберт. — Святой Андрей!
Шотландец, на острие алебарды которого застряло сорванное забрало, так молотил по шлему противника отходившим от древка тяжелым крюком, что смял шлем и раскроил череп. Англичанин пронзительно вскрикнул, когда наконечник шотландского копья, проткнув кольчугу, вонзился ему в пах. Юноша, возможно, паж, отпрянул с окровавленным лицом, получив удар мечом.
— Шотландия! — Лорд Роберт уже чуял победу, близкую победу!
Он рванулся вперед, чувствуя, как подается под его натиском поредевший английский строй, отбил краем своего щита неприятельский выпад, после чего прикончил подвернувшегося под клинок, уже упавшего раненого англичанина и крикнул своим оруженосцам, что английских рыцарей или лордов желательно брать живыми. Он надеялся, что эта битва обогатит дом Стюартов, а для этого следовало захватить знатных англичан и потребовать за них выкуп.
Воины хрипели и кряхтели, нанося колющие и рубящие удары. Вот горец отшатнулся назад, ловя широко раскрытым ртом воздух и зажимая руками располосованный живот, чтобы не дать вывалиться внутренностям. Одинокий барабанщик бил в свой барабан, призывая шотландцев не ослаблять яростного напора.
— Коня мне! — крикнул лорд Роберт оруженосцу. Он чувствовал, что английский строй вот-вот дрогнет и будет прорван, а уж тогда он, верхом, с копьем в руке, станет преследовать разгромленного врага. — Вперед! — кричал он. — Вперед!
И тут внезапно могучий шотландец, до сих пор прорубавший кровавые бреши в рядах англичан своей грозной алебардой, издал странный, мяукающий звук. Его воздетое оружие, с насаженным на наконечник вражеским забралом, замерло в воздухе, а потом заколебалось. Воин дернулся, рот его то открывался, то закрывался, но он не мог говорить, потому что из его головы торчала окровавленная английская стрела.
А уже в следующий миг воздух потемнел от множества стрел, и лорд Роберт поспешно опустил забрало.
