Он осекся и обернулся на прозвучавший неожиданно и отдавшийся эхом от стен зала лязг извлекаемого из ножен меча.
Робби Дуглас, только что вошедший в зал, указал обнаженным клинком на Вексия и угрожающим тоном вопросил:
— Ты был в Шотландии?
Вексий с головы до ног смерил молодого человека холодным взглядом и невозмутимо, ничуть не обеспокоившись видом сверкающей стали, ответил:
— Мне довелось побывать во многих странах, в том числе и в Шотландии.
— Ты убил моего брата.
— Нет! — Жослен встал между шотландцем и его противником. — Ты принес клятву и служишь мне, Робби.
— Этого ублюдка я поклялся убить еще раньше! — заявил шотландец.
— Нет! — повторил Жослен, схватив Робби за руку, державшую клинок, и силой заставил его опустить меч.
По правде сказать, окажись Робби убит, Жослен бы ничуть не огорчился, но вот смерть Ги Вексия, за которым стояли сорок два одетых в черное ратника, могла обернуться серьезными неприятностями.
— Ты можешь убить его, когда он закончит свои дела здесь. Я обещаю, — заверил Жослен шотландца.
У Ги Вексия это обещание вызвало усмешку. На следующее утро он вместе со своими людьми уехал, и Жослен был искренне рад, что избавился от этих гостей. Не только Арлекин, но и его товарищи, а в особенности один, у которого не было ни щита, ни копья, вызывали у Жослена неприятное чувство, как будто мороз пробегает по коже. Звали его Шарль, это был человек необыкновенно отталкивающей наружности, как будто его вытащили на свет из сточной канавы, причесали, дали нож и выпустили на волю наводить страх на добрых людей. У Шарля был свой отряд из дюжины ратников, которые вместе с Вексием тоже отправились на юг, в Астарак.
Итак, шевалье Анри отбыл освобождать графство от засевших в Кастийон-д'Арбизоне обнаглевших англичан, а Вексий отправился в Астарак охотиться на своего еретика, и Жослен получил возможность спокойно наслаждаться в Бера обретенным наследством.
Робби Дуглас остался с Жосленом в многочисленной компании его приверженцев, и несколько дней они провели, празднуя свою удачу. Денег было много, и можно было не скупясь тратить их на одежду, оружие, лошадей, вино, женщин, на все, что только мог пожелать свежеиспеченный граф. Кое-чего, чем ему захотелось обладать, в Вера не нашлось, и тогда в замок вызвали ремесленника, отливавшего для церквей и монастырей гипсовые статуи святых. На сей раз ему поручили изготовить отливки далеко не святого Жослена. Мастер обернул руки графа в промасленный муслин, покрыл их гипсом, а потом проделал то же самое с ногами и торсом. Призванный к графу портной снял с него мерку, писец записал все размеры на пергаменте, и этот подробный документ приложили к тому самому запечатанному ларцу, куда, проложив опилками, поместили гипсовые отливки. Под охраной четырех ратников ларь препроводили в Милан, где Антонио Гивиани, лучшему оружейнику христианского мира, заказали изготовить по этим меркам полный комплект стальных пластинчатых доспехов.
— Я хочу получить шедевр, который станет предметом зависти прочих рыцарей, — продиктовал Жослен писцу, присовокупив к этому пожеланию изрядную сумму в полновесных генуэзских золотых и обещание заплатить еще больше, если доспехи прибудут до весны.
Робби получил причитающийся выкуп в той же самой монете, но в ночь, когда ратники отбыли в Турин, шотландец на свою беду неосторожно похвалил приобретенный Жосленом в городе комплект игральных костей, вырезанных из слоновых бивней.
— Они тебе нравятся? — спросил Жослен. — Давай раскинем. Что может быть лучше хорошей партии в кости?
Робби покачал головой.
— Я дал обет не играть в азартные игры, — пояснил он.
Жослен подумал, что это, пожалуй, самое забавное, что ему довелось услышать за последние месяцы.
— Женщины приносят обеты, — сказал он, — ну и, само собой, монахи. Но для солдат существуют лишь клятвы верности и воинского братства.
Робби покраснел.
— Но я поклялся священнику, — пробормотал он.
— Боже правый! — простонал Жослен, откидываясь в кресле. — Да ты, никак, боишься риска! В этом все дело? Не потому ли шотландцы уступают на поле боя англичанам?
Робби вспыхнул, но у него хватило ума обуздать свой норов и промолчать.
— Риск, — с воодушевлением промолвил Жослен, — это судьба солдата. Тот, кто боится риска, кто не любит риска, тот не может называться воином.
— Я воин, — решительно заявил Робби.
— Так докажи это, приятель, — сказал Жослен, раскатывая кости по столу.
Робби не выдержал, сыграл и проиграл. И проиграл на следующую ночь. И на следующую. А на четвертую ночь он поставил деньги, которые собирался отправить в Англию как выкуп за себя. Они тоже были проиграны. Когда на следующий день Жослену доложили, что выписанные его дядей из Тулузы итальянские пушкари прибыли со своей машиной в замок, граф заплатил им причитающееся из тех денег, которые выиграл у Робби.
— Как скоро можете вы отправиться в Кастийон-д'Арбизон? — спросил он итальянцев.
— Завтра, сеньор, если угодно.
— Эта штуковина готова? — спросил Жослен, обходя кругом повозку, на которой была закреплена похожая на бутыль, толстая, с узким горлышком пушка.
— Она готова, — подтвердил итальянец, которого звали Джоберти.
— И порох есть?
Джоберти указал жестом на вторую повозку, на которой горкой громоздились бочонки.
— А снаряды? Ядра?
— Стрелы, сеньор, — поправил его Джоберти и указал еще на одну повозку. — Всего вдоволь.
— Тогда сейчас же в поход! — с энтузиазмом воскликнул Жослен.
Вид пушки, уродливой и грозной, пленил его воображение. Девятифутовый ствол, доходивший в ширину до четырех футов, делал ее похожей на злобное приземистое чудовище. В ней было что-то противоестественное, чуть ли не дьявольское, и он едва справился с искушением опробовать ее прямо здесь, во дворе замка. Однако граф понимал, что это было бы пустой тратой времени и пороха. Если уж испытывать орудие, то лучше в деле против этих твердолобых упрямцев, засевших в Кастийон-д'Арбизоне.
Между тем шевалье Анри Куртуа уже приступил к осаде. Добравшись до города, он, в соответствии с рыцарскими обычаями, оставил своих стрелков и ратников перед западными воротами и направился к замку в сопровождении одного лишь молодого священника. Он окликнул часовых на стене, те позвали сэра Гийома, и нормандец, увидев у ворот только лишь рыцаря в сопровождении священника, разрешил их впустить. Сэр Гийом встретил обоих во внутреннем дворе, где шевалье Анри спешился и назвал себя. Сэр Гийом ответил той же любезностью. Оба были людьми бывалыми, и каждый с первого взгляда признал в другом такого же опытного воина, как и он сам.
— Я прибыл от графа де Бера, — официально объявил шевалье Куртуа.
