– Так когда ты освободишь миссис Биккерстафф от Шарпа? – спросил Моррис, застегивая пряжку ремня.
– Сегодня, сэр. С вашей помощью. Смею спросить, сэр, вернетесь ли вы сюда к полуночи?
– Возможно.
– Тогда, сэр, мы разделаемся с ним. Сегодня ночью, сэр.
Моррис нахлобучил треуголку, похлопал по карману мундира, где лежали деньги, и нырнул под муслиновый полог.
– Действуйте, сержант, – бросил он через плечо.
– Сэр! – Хейксвилл вытянулся в струнку и стоял так еще добрых десять секунд после ухода капитана. Потом, довольно осклабившись, последовал за Моррисом в ночь.
* * *
В девятнадцати милях к югу от лагеря лежал храм. В это древнее, расположенное в глубине страны индуистское святилище местные жители приходили по праздникам, чтобы почтить своих богов и помолиться о своевременном ниспослании муссона, хорошем урожае и мире. В остальное время храм пустовал, а его боги, алтари и украшенные резьбой башенки становились пристанищем для скорпионов, змей и обезьян.
Храм окружала стена с единственными воротами, которые никогда не закрывались. В нишах опорных столбов крестьяне оставляли свои нехитрые дары – цветы и продукты. Иногда, минуя ворота, они пересекали двор и поднимались к внутреннему святилищу, где складывали скромные жертвоприношения под изображениями бога, но по ночам, когда черное индийское небо нависало над истомленной зноем землей, никто и не помышлял о том, чтобы потревожить покой идолов.
В эту ночь, ночь после сражения, один человек все-таки вошел в храм. Он был высок и худощав, с седыми волосами и жестким, прокаленным солнцем лицом. Возраст его перевалил за шестьдесят, но спина оставалась прямой, и двигался мужчина с легкостью, которой позавидовал бы и иной молодой. Как и большинство европейцев, проживших долгое время в Индии, он был подвержен приступам лихорадки, но в прочих отношениях отличался отменным здоровьем, которое объяснял своей религией и образом жизни, исключавшим алкоголь, табак и мясо. Религией полковника Гектора Маккандлесса был кальвинизм, поскольку вырос он в Шотландии, а уроки благочестия, воспринятые чистой юной душой, не забываются. Честный, надежный, мудрый – таким был этот человек.
Пройдя в ворота, полковник Маккандлесс зажег маленький фонарь и слегка нахмурился, когда свет отразился от каменных идолов, вид которых оскорблял его религиозные чувства. Прожив в Индии более шестнадцати лет, он привык к языческим святилищам и плохо помнил, как выглядят кирхи далекой родины, но каждый раз, когда перед глазами представали странные существа с множеством рук, слоновьими головами и гротескно раскрашенными лицами, в нем поднималась волна неприятия и осуждения. Полковник никогда не позволял этим чувствам выходить наружу, ибо любое их проявление могло помешать исполнению им долга, а долг он признавал господином, уступающим первое место только Богу.
На полковнике был красный мундир и клетчатый килт Королевского шотландского полка, части, не видевшей его строгого лица более шестнадцати лет. Маккандлесс прослужил в бригаде тридцать лет, но недостаток средств тормозил карьерный рост, и однажды он, с благословения своего полковника, принял предложение Ост-Индской компании, управлявшей теми частями Индии, что находились под британским владычеством. Некоторое время он командовал батальонами сипаев, но первой и самой сильной его любовью была геологическая разведка. Маккандлесс составил карту карнатакского побережья, провел съемку сундарбандского участка Хугли и исходил вдоль и поперек весь Майсур. В этих экспедициях Маккандлесс выучил с полдюжины индийских диалектов и познакомился с десятками принцев, раджей и набобов. Мало кто знал и понимал Индию так, как этот шотландец, и потому Компания произвела его в полковники и прикомандировала к британской армии в качестве начальника разведки. Перед ним поставили задачу снабдить генерала Харриса сведениями о численности и силе противника, а прежде всего информацией об особенностях обороны, с которой союзным армиям предстояло столкнуться под Серингапатамом.
Именно поиски ответа на последний вопрос и привели Маккандлесса в древний храм. Он уже изучал это место семью годами ранее, когда армия лорда Корнвал-лиса выступила против Майсура, и еще тогда восхищался невероятной красоты резным орнаментом, покрывавшим буквально каждый квадратный дюйм стен. И пусть здешние изображения оскорбляли религиозные чувства кальвиниста, Маккандлес не мог не отдать должное мастерству древних каменщиков и резчиков, потому что вышедшие из-под их резца скульптуры превосходили едва ли все созданное в средневековой Европе. Вот и сейчас желтоватый свет фонаря скользил по застывшим в камне боевым слонам, жестоким богам и марширующим армиям.
Ночной гость поднялся по ступенькам к главному входу, прошел между приземистыми колоннами и вступил в святилище. Крышу под высокой резной башенкой украшали каменные цветы лотоса. Из ниш, рядом с которыми лежали сухие листья и цветы, невидяще глядели идолы. Полковник поставил фонарь на мощеный пол, сел, скрестив ноги, рядом и принялся ждать. Закрыв глаза, он сосредоточился на звуках ночи. Маккандлесс пришел сюда в сопровождении шести индийских копейщиков, но оставил их в двух милях от места назначения, дабы присутствие стражи не спугнуло того, с кем ему предстояло встретиться. Просидев несколько минут с закрытыми глазами и сложенными на груди руками, полковник услышал тяжелую поступь копыт по сухой земле, звон уздечки и... снова тишину. Не открывая глаз, он терпеливо ждал.
– Если бы не форма, – прозвучал наконец голос, – я бы принял вас за молящегося.
– Моя форма так же не мешает мне молиться, как вам ваша, – ответил полковник, открыл глаза и поднялся. – Здравствуйте, генерал.
Вошедший был моложе шотландца, но такой же сухощавый и высокий. Аппа Рао, ныне генерал в армии султана Типу, некогда служил офицером в батальоне сипаев под командованием Маккандлесса. Помня о старой дружбе, полковник и предложил бывшему подчиненному встретиться и поговорить в укромном месте. В родной Майсур Аппа Рао вернулся после смерти отца, будучи уже опытным, прошедшим хорошую школу солдатом. Днем он стал свидетелем того, как британцы одним только ружейным залпом уничтожили пехоту султана. Увиденное произвело на него самое гнетущее впечатление, но индиец нашел в себе силы поприветствовать давнего знакомого.
– Все еще живы, майор? – Аппа Рао говорил на канарезском, языке коренных жителей Майсура.
– Еще жив, но только не майор, а полковник, – ответил на том же языке Маккандлесс. – Присядем?
Аппа Рао кивнул и опустился на пол напротив шотландца. Во дворе, у открытых ворот, маячили фигуры двух солдат. Очевидно, проверенные ребята, решил Маккандлесс. Индиец рисковал многим: узнай султан об этой встрече, и самого Аппа Рао, и его семью, включая детей, постигла бы неминуемая смерть. Если только, конечно, Типу не прознал о переговорах заранее и не использует Аппа Рао в своей игре.
Генерал был одет в полосатую тунику тигрового войска своего хозяина, но подпоясан широким шелковым поясом, на котором висела сабля с золоченой рукояткой. Облачение индийца дополняли сапоги красной кожи и головной убор из красного муара с мягко мерцающим в тусклом свете фонаря молочно-голубым камнем.
