Там царил полумрак, тусклые лампы на тумбах, напоминающих обелиски, можно было пересчитать по пальцам. Шарп не увидел ни Кокса, ни его свиты, но в дальнем конце помещения покачивался кожаный полог в дверном проеме.
– Пошли. – Шарп направился к пологу, отстранил его неподатливую тяжесть и чуть не вскрикнул от изумления.
– Боже! – Лассау задержался перед коротким лестничным маршем, уводившим в темную глубь. – Боже!
Нижняя крипта была битком набита бочками. Их ряды поднимались до низкого потолка, уходили вдаль, во мрак, нарушаемый лишь редкими фонарями с двойной защитой – роговыми пластинками поверх стекла. Справа и слева зияли проходы, и когда Шарп, сойдя с лестницы, обернулся, он увидел, что ступеньки спускаются в середину зала. Казалось, он стоит перед гигантским зеркалом, в котором отражается громадный запас пороха, лежащий позади него.
Стрелок присвистнул.
– Сюда.
Кокс исчез в боковом проходе, и они поспешили вслед, поглядывая на штабеля бочек, робея от близости страшной разрушительной силы, сосредоточенной в глубоком церковном подземелье. Перед смертью капитан Чарльз сказал, что Альмейда простоит, пока не выйдет порох, – но его тут хватит на месяцы, рассудил Шарп и попытался представить, как французское ядро разносит вдребезги каменную кладку и шальной искрой поджигает бочки. Нет, решил он, это невозможно. Слишком толсты перекрытия.
Все-таки капитан поднял взгляд к потолку и с радостью увидел сверхпрочные контрфорсы, нисходящие по дуге до пола, – такие запросто выдержат хоть тысячу французских ядер.
В самом конце прохода Кокс о чем-то горячо спорил с португальским офицером. Среди португальских фраз то и дело проскальзывали английские, и вскоре Шарп понял, в чем дело. В крипту просачивалась вода – понемногу, но, как оказалось, достаточно, чтобы подмочить два тюка мушкетных патронов. Кокс повернулся на каблуках.
– Кто их сюда принес? – Никто не ответил. – Надо убрать! – Он отпустил португальца и увидел Шарпа. – Капитан!
– Сэр?
– В мой штаб. Ждите меня там.
– Сэр…
Кокс раздраженно отмахнулся.
– Шарп, у меня достаточно забот! Кто, черт побери, додумался притащить сюда патроны? Нечего им тут делать! Наверх! – Он повернулся к португальцам и зажестикулировал, показывая наверх.
Харпер дотронулся до локтя командира.
– Пойдемте, сэр.
Шарп повернулся, но Кокс вновь окликнул его.
– Капитан!
– Да, сэр?
– Где золото?
Шарпу показалось, будто португальские офицеры глядят на него с упреком.
– В нашем расположении, сэр.
– Не годится, Шарп, не годится. Я пришлю людей, они перенесут золото в штаб.
– Сэр!
Лассау схватил Шарпа за руку и потащил прочь, а Кокс вернулся к отсыревшей стене и тысячам мушкетных зарядов, дожидающихся, когда их перенесут наверх.
Шарп уперся.
– Золото не отдам!
– Знаю, знаю, – успокаивающе произнес немец. – Послушайтесь меня, дружище. Идите в штаб, а я вернусь к нашим. Даю слово, никто не дотронется до золота. Никто.
Лицо Лассау скрывалось в тени, но его тон убедил Шарпа, что сокровище будет в целости и сохранности. Шарп повернулся к Харперу.
– Иди с ним. Без моего приказа никого к золоту не подпускать, ясно?
– Так точно, сэр. А вы, пожалуйста, поосторожней на улицах.
– Там полно солдат, никто меня не тронет. Все, идите.
Двое направились к лестнице. Шарп крикнул вдогонку:
– Патрик!
– Сэр?
– Присмотри за девушкой.
Рослый ирландец кивнул.
– Присмотрю, сэр, вы же знаете.
Колокола собора гулко отбили полдень, солнце висело прямо над головой. Шарп медленно шел через площадь за двумя солдатами, катившими пороховую бочку. Большая французская пушка сделала свое дело и теперь помалкивала, за крепостной стеной и зоной поражения окапывались французы, ставили новые батареи, и волы подтягивали к позициям громадные пушки. Война перекочевала к Альмейде, скоро две враждующие армии вновь сойдутся в кровавом противоборстве, и когда португальская крепость падет, между Массена и морем не останется никаких преград, кроме золота.
Внезапно Шарп застыл как вкопанный и посмотрел на португальских солдат у собора. Золото, сказал Хоган, намного важнее, чем люди или кони. Шарпу вспомнились слова Веллингтона: можно задерживать противника, навязывать ему сражения, но все это не спасет Португалию. Только золото. Шарп взглянул на замок, на его гранитную кладку, на обломок телеграфной мачты, бросающий на крепостную стену короткую тень, перевел взгляд на собор с резными изображениями святых, и его вдруг пробрал озноб. Неужели деньги важнее, чем даже это? Чем целый город и его защитники?
Солнце пекло что было мочи, мостовая дышала жаром, а у Шарпа по коже бежали мурашки. Там, за домами – все возможные изыски современной фортификационной науки: огромные серые стены, крытые переходы, широкий ров, бастионы, батареи… Его била дрожь. Он не боялся трудного выбора – работа есть работа – и презирал нерешительных. Но в эти мгновения, стоя посреди широкой площади, Ричард испытывал страх.
Он прождал весь томительный день, до вечера, до воскресных колоколов. Последний день покоя, с которым Альмейда прощалась надолго. Кокс все не приходил. Один раз невдалеке открыла огонь португальская батарея, но французы не ответили, и город снова притих в ожидании своего часа.
Отворилась дверь. Шарп, дремавший в большом кресле, очнулся и вскочил. На пороге, улыбаясь краешками губ, стоял отец Терезы. Он тихо затворил дверь.
– Она невредима!
– Да.
Пожилой испанец рассмеялся.
– А вы умны!
– Это она умна.
Цезарь Морено кивнул.
– Да. Вся в мать. – В голосе мелькнула грусть, и Шарпу стало его жаль.
Испанец поднял глаза.
– Почему она перешла на вашу сторону?
Шарп отрицательно покачал головой.
– Никуда она не переходила. Она против французов.
– А, ваш заразительный пыл! – Он медленно приблизился. – Я слышал, ваши люди не отдают золото. – Шарп пожал плечами, и Цезарь Морено встретил этот жест улыбкой. – Вы меня презираете?
– Нет.
– Я – старик, на которого внезапно свалилась власть. Я не такой, как Санчес. – Испанец остановился, думая о знаменитом кастильском партизане. – Он молод, и ему это все нравится. А я хочу только мира. – Морено улыбнулся, будто пришел в смущение от собственной откровенности.
– Разве его можно купить?
– Что за нелепый вопрос! Вы же знаете, мы не сдадимся.
