— «Райская птица»
{259},— сказал он мне.
— Ну конечно же.
Я видел эту старую голливудскую картину много лет назад в ночной телевизионной программе — любовная история на острове. Абсолютно ничем не примечательный фильм. Я недоумевал — что может девушка так внимательно изучать в этом фильме.
— Классикой его, пожалуй, не назовешь.
— Понимаете, — ответил доктор Бикс, — мы здесь делаем упор на технической стороне. А потом мы в воспитательных целях как можно чаще привлекаем работы наших выпускников.
— В этом фильме работал кто-то из ваших учеников?
— Много лет назад. Еще до меня. В этом фильме они делали, кажется, свет и монтаж.
— Вы хотите сказать, что в титрах есть фамилии ваших учащихся?
На лице доктора Бикса появилось неуверенное выражение.
— Возможно. А может, и нет. На студиях в этот ранний период (в особенности в Америке) часто невозможно было определить, кто выполнял техническую работу. Сколько раз труды наших учеников так и оставались неоцененными. В данном случае наши преподаватели очень высоко ставят эпизоды подводных съемок. В техническом смысле это настоящая «классика».
Я снова взглянул на экран мувиолы. Девушка за столиком снова и снова просматривала кадры с Джоэлом Маккри — как он ныряет и выплывает из-под лодки, а потом наконец обнимает Долорес дель Рио. Потом эта парочка, смеясь и брызгаясь, плывет прочь от камеры. По мере того как я смотрел, эпизод и в самом деле приобретал некий гипнотический эффект. Все дело было в воде. Она заполняла маленький экран мувиолы полосками и блестками света, которые были мне знакомы. Макс Касл точно так же использовал воду в нескольких своих фильмах.
Когда я поднял глаза, на лице доктора Бикса играла едва заметная, сухая улыбка.
— В этом что-то есть, не правда ли?
Я снова повернулся к девушке за мувиолой — погруженная в работу, она не обращала на меня никакого внимания. Теперь она взяла какой-то инструмент и поднесла его к глазу. Я сразу узнал его, хотя он и отличался от того, которым я как-то раз воспользовался в просмотровой Зипа Липски, — этот был длиннее и сделан из какого-то пластика, явно не так давно.
— Это ведь саллиранд, правда? — спросил я. По лицу доктора Бикса было видно, что он не понял термина. — Устройство для просмотра…
Он посмотрел на меня удивленным взглядом.
— Вы где-то уже видели такой?
— Он был у старика-оператора, который когда-то работал с Каслом. Старик мне его показывал.
— Он все еще владеет этим инструментом?
— Он умер. А что стало с саллирандом, я не знаю. Наверное, правильно он называется как-то иначе.
— Мы его называем анаморфный мультифильтр. Он дает возможность осуществлять более сложный анализ света. Это одно из наших изобретений.
— Вы позволите?.. — обратился я к девушке за мувиолой и протянул руку за саллирандом.
Она подняла глаза на доктора Бикса, спрашивая его разрешения. Тот помедлил, потом согласно кивнул, но сначала наклонился над столом и что-то сделал с мувиолой.
— Позвольте мне настроить его для вас, — сказал он. Он довольно умело перемотал пленку вперед на несколько секунд, — Смотрите. Вам это может показаться любопытным.
Встреча Джоэла Маккри и Долорес дель Рио, которую изучала на пленке девушка, осталась позади, и я спрашивал себя, что решил пропустить доктор Бикс, прежде чем позволить мне воспользоваться саллирандом. Посмотрев, я увидел образ, который был мне хорошо знаком. Вихрь света Макса Касла, всепоглощающий мальстрём, который засасывал все с экрана в темноту. Хотя этот эффект и производил сильное впечатление, я был уверен, что на отмотанном куске было кое-что не менее интересное. На тайном языке Касла вихрь всегда означал конец потока образов, завершение, навевающее чувство глубокой тоски или тревоги. «Настроив» пленку, доктор Бикс утаил от меня материал, который мне хотелось бы увидеть больше всего. Несколько секунд я смотрел в окуляр.
— Очень остроумно, — сказал я и вернул саллиранд девушке. — Вы никогда не думали наладить коммерческий выпуск вашего мультифильтра?
Доктор Бикс усмехнулся, услышав такой вопрос.
— Такая примитивная маленькая игрушка! Профессиональному кинематографисту она ни к чему — я в этом абсолютно уверен. Для нас это обучающее средство и ничего более.
— А мне бы вы не могли продать один?
Я видел, как он ищет предлог для отказа.
— В настоящее время… у нас нехватка этих приборов. Даже нашим ученикам не хватает. Но я буду иметь в виду вашу просьбу, — Он даже не пытался придать правдоподобие своей лжи.
Мы остановились у двери, и я еще раз кинул взгляд на классную комнату.
— Очень необычная дисциплина для сиротского приюта — кинематография, — сказал я, надеясь услышать еще какие-нибудь объяснения этого необычного явления.
— А почему бы и нет? — ответил доктор Бикс. — В прошлом приюты всегда пытались научить своих выпускников каким-нибудь полезным профессиям. Столярное дело, сапожное дело, портновское дело. В современном мире кино — такая профессия, что наши выпускники смогут найти себе занятие во многих частях света.
— Не подумайте, что я высказываю неодобрение, — поспешил добавить я, — Напротив, я считаю, это просто замечательно, что вы даете своим ученикам шанс заниматься творческой работой.
— Творческой? Боюсь, что вы ошибаетесь. Как я уже говорил, наша подготовка ограничивается технической стороной дела. Освещение, съемка, монтаж. В особенности монтаж. А в последнее время и некоторые специальные эффекты. Мы полагаем, что на эти профессии всегда будет спрос.
— Но Макс Касл был режиссером.
— Верно. Но это было очень давно. Понимаете, в те времена трудно было даже предположить, что режиссура станет чем-то большим, чем набор технических операций. Поначалу режиссер был такой же нетворческой фигурой, как и оператор. Но очень скоро благодаря таким людям, как ваш мистер Гриффит, его роль выросла, режиссер стал художником.
— А что такого плохого в художественности?
Он ответил, глубоко вздохнув:
— С художественностью приходит и характер. А с характером — непредсказуемость. Темпераментных людей трудно контролировать.
— А вы хотите контролировать ваших учеников? Даже когда они выходят в большой мир и действуют самостоятельно?
Доктор Бикс смерил меня долгим пустым взглядом. Я почувствовал, что у него вырвалось лишнее. Он поправился.
— Только в том смысле, что мы хотим гордиться трудами наших выпускников. Мы хотим, чтобы они соответствовали самым высоким стандартам. Человек вроде герра Кастелла… может стать непредсказуемым.
— И поэтому вы больше не готовите режиссеров?
