— Это что еще за соревнование? — спросил я, — Кто первый прыгнет в навозную яму?
— Просто мы всем должны отдавать должное, — ответил Шарки с гордой ухмылкой, — У меня на экранах идут вещи, которые раньше и представить себе было невозможно. Они не держат руку на пульсе времени.
Тут Шарки был прав. Что касается крупных планов, пристально разглядываемых мерзостей, то здесь с кино ничто не могло сравниться. Последний из опусов, который я видел в «Ритце», заканчивался сценой, в которой мать весьма правдоподобно изнасилованной дочери не менее правдоподобно кастрирует мерзавца при помощи зубов. Со всех сторон раздавались крики восторженного одобрения юных троглодитов, жующих «Биг-Маки» и пиццу.
Откуда бралась такая ярость? Такое мстительное бешенство? Чуть ли не с возмущением я говорил себе: какое они имеют право входить в такой безумный раж? Они его не заработали. Оно приходит лишь с возрастом и страданиями.
А может быть, спрашивал я себя, существует какая-то более глубокая человеческая чувственность, прорывающаяся здесь на поверхность, некая сверхранимость, сверхвосприимчивость к боли, которая просто не может не выражать себя? Но если и так, то что вызывает эту боль? Они не жертвы жестокости и исторического кошмара — те, напротив, в большинстве своем несли свои раны с молчаливым достоинством. Они — выкормленные из бутылочки пригорожане, школьники, черт их возьми, вроде бы ничем не ущемленные в своих благополучных анклавах. Значит, они сами — причина этой боли. Они обмануты уже в силу своего рождения и теперь мстят за это, нанося ответный удар. Возможно ли такое?
Да, эти жалкие киноподелки были явлением маргинальным. Но все новое, включая и всякий вздор, начинается как нечто маргинальное, а потом становится привычным; в те дни все новое шествовало с головокружительной скоростью. Прошло всего несколько лет, с тех пор как на экране появились андерграунд и сексуальное насилие, а уже в фильмах ведущих студий, шедших в первоэкранных кинотеатрах, присутствовали те же садистские эскапады, всевозможные мерзости, извращенный секс, дьявольская одержимость. Как только все это проникало в ленты мейнстрима, ведущие критики говорили о смелых ходах, бесстрашной новации, прорыве. Словно бы все, включая лучших и умнейших, только и ждали того дня, когда упадут препоны.
А я пребывал в самом эпицентре, купался в отравленном источнике. Я чувствовал, что, находясь среди этой аудитории, имею прекрасную возможность заглянуть в смятенную душу времени, увидеть истину с искривленным лицом. Эти переживания уносили меня на более чем десяток лет назад, в те времена, когда кино относилось главным образом к взрослой культуре и странноватое словосочетание «некоммерческий фильм» все еще несло светлые обещания. Клер, продукт и в то же время неустрашимый поборник этой эры, преподала мне самый памятный урок кинокритики. Он вполне мог бы быть рецензией на фильм, что я видел в тот день.
В то время я все еще был впечатлительным старшекурсником; на одном занятии нам показывали знаменитую сцену убийства в ванной из хичкоковского «Психоза»
{295} — этот пример давал возможность поговорить об основах монтажа. Тогда этот фильм только-только вышел на экраны, и та потрясающая сцена была сразу же признана вершиной технической изобретательности. Я с воодушевлением сообщил Клер о том, как мой преподаватель ловко раскладывал сцену на семьдесят — пересчитай: семьдесят! — отдельных кадров, из которых состоит минутный эпизод, в котором Джанет Ли
{296} кромсают на кровавые ремни. Клер встретила мои слова холодным взглядом и полным молчанием. На следующей неделе она достала хичкоковских «Незнакомцев в поезде»
{297} и взяла напрокат проектор с опцией стоп-кадров. Она показала мне кадр за кадром сцену теннисного матча в конце фильма. Сделала она это довольно умело, подчеркивая тематический контраст между залитым солнцем солнечным кортом и рукой убийцы, тянущейся в темную сточную трубу.
Этот анализ произвел на меня очень сильное впечатление. Но я все равно отважился сказать, что в «Психозе» сделано лучше. Клер скривилась. Она, как всегда, плыла против течения: хваленый «Психоз», по ее мнению, достоин сожаления, а «Незнакомцы» — последний хороший фильм Хичкока, который после съемок стал душевнобольным сибаритом.
— Не так важно, какой фильм лучше, — продолжала она. — Важнее твое суждение о том, что ты видел. Конечно, в «Психозе» сумасшедший монтаж. Но вот обратил ли этот преподаватель твое внимание на то, что «Психоз» — это просто чтобы пощекотать нервы? Ты всегда смотри в корень, любовничек, иначе любой профессиональный механик с мувиолой будет тебя все время облапошивать. Монтаж — мощное средство. И им нередко здорово злоупотребляют. Вот посмотри, я тебе покажу великолепную сцену из «Незнакомцев». В ней напряжения не меньше, но кроме этого еще изящество, а еще символические обертона, а еще никакой тебе крови. Но ты мне говоришь, что «Психоз» лучше. Почему? Сценарий — дешевка, надуманный сюжет, плохая ритмика, жалкая концепция. Почему же ты считаешь, что «Психоз» лучше, ну почему? Признай. Ты человек, который сидит в безопасной темноте и наблюдает, как тычут ножом голую женщину в самые ее интимные места. Это типичная порнуха, как ее ни монтивируй. Поверь мне, те типы, что аплодируют такой резне в ванной, вообще бы с ума посходили, покажи им Хичкок эту сцену одним кадром да еще в замедленном темпе.
В раздражении она сделала страшное предсказание:
— «Психоз» — это начало чего-то ужасного. Попомни мои слова: пройдет несколько лет, и каждый садист-психопат в кинопромышленности будет тебе снимать фильмы про беспомощную жертву, терзаемую сумасшедшим маньяком, и монтаж непременно будет самым прихотливым. И те же самые типы, которые сегодня поют дифирамбы «Психозу», будут относиться к будущему кино как к «некоммерческому». А женщины по всему миру будут тем временем выходить на улицу в бронежилетах. После этого мы прямиком скатимся к поножовщине нового типа. Меня не удивит, если в один прекрасный день в кино будут приглашать разовых статистов для комбинированных съемок с гарантированным летальным исходом. Не забывай, мой дорогой, картинки в кино двигаются, а это неплохой фокус. Но это движение либо имеет целью сообщить человечеству истину, либо оно просто фокус. Движение, которое возбуждает без соприкосновения двух тел, — это точное определение мастурбации. А если тебе все равно, как ты трахаешь того, к кому прикасаешься, то это духовное насилие.
Месяц спустя Шарки снова стал на меня наседать, уговаривая заглянуть в «Катакомбы». На этот уикенд намечался сеанс розовоглазого гения. Ретроспективный показ.
— Сколько, ты говоришь, ему лет? — спросил я.
— С альбиносами это трудно определить. Лет шестнадцать, семнадцать.
— Ретроспектива для шестнадцатилетнего юнца?
— Он снимал кино еще старшеклассником. Работает уже три или четыре года.
— Целых четыре года?
— Ну да, я же говорю, что…
