Я тут же позабыл все свои доводы.
— Ты это серьезно?
— А зачем бы я стала это говорить? Я научила тебя всему, что ты знаешь. Признайся.
— Признаюсь. Только теперь это, может, и не так. Я писал тебе в письме — фильмы Данкла… они причинили мне вред там, где это больнее всего.
Клер приблизилась ко мне, вытянула руку, погладила мои пальцы, притянула меня к себе.
— Ты меня расстроил, — сказала она. — Я этого не хотела. Насколько все серьезно?
— Очень серьезно… если верить тому, кто может говорить со знанием дела.
— Этой маленькой француженке?
— Да, — Запинаясь, я рассказал ей о моем амурном фиаско с Жанет. По мере моего рассказа Клер все теснее прижимала меня к себе. Такой заботливой я ее еще не видел, — Может, поэтому-то я и хочу разобраться с сиротами. Я хочу нанести ответный удар.
— Да, да, да, — говорила она, прижимаясь ко мне. — Помнишь, я тебя предупреждала? Когда мы смотрели фильмы у Зипа Липски?
— Я знаю.
— Бедняжка. Но нет ничего, что было бы непоправимо.
— Ты так думаешь?
Она придвинулась ко мне и поцеловала в губы.
— Я тебя в это втянула, так что за мной должок.
— Ты мне ничего не должна.
— А я так не считаю. Не понимаю, почему я так долго была холодна с тобой. Наверно, хотела оставить позади свое достойное сожаления прошлое. Но не тебя. Ты был что надо. Ты знал, что, когда мы познакомились, я совсем было собралась откланяться?
— Что ты имеешь в виду.
Она довольно небрежно ответила:
— Покончить с собой, мой дорогой друг.
— Нет!
— Я подумывала об этом. — Меня ее слова потрясли. Я помню, как часто Клер становилась замкнутой, но под этим в ней всегда чувствовались жизненная сила, не находящее покоя знание высшей цели. Не мог себе представить, что она вынашивала такие крайние замыслы. — Я устала от Шарки и от «Классик». Не видела для себя никакого будущего. Я уже погрязла в этом болоте по самые уши. Но тут у меня появился ты в роли ученика, а с тобой и какая-то цель. Ты был так по-детски наивен и впечатлителен. Ты и до сих пор такой, знаешь? О, я пользовалась тобой на всю катушку. Каждый раз загораясь новой идеей, ты добавлял мне год жизни. Я многое открыла заново, пока мы были вместе. И потому я смогла держать голову над трясиной достаточно долго — до тех пор, пока мне не улыбнулась удача. Ты спас мою жизнь, любовничек.
Сердце мое оттаяло от этих слов. А тем временем эротическая магия Клер начала оказывать свое действие — среди холодного пепла нашелся еще теплящийся уголок. Я почувствовал, как снова превращаюсь в покорного мальчика, каким всегда был с ней. Судя по всему, ее это возбуждало. Назвала бы она это «соблазнением» с моей стороны? Если да, то именно так муха соблазняет паука, потому что Клер набросилась на меня с пылом, который, казалось, копился годами. Но ее настойчивость сочеталась с мягкостью и терпением. Ей потребовалось немало времени, но как раз это мне и было нужно.
Когда забрезжил рассвет, Клер закурила и уселась, прислонившись спиной к подушкам.
— Бог ты мой, придется перепланировать весь день. Мы до полудня будем отсыпаться, да?
Судя по обоюдному нашему истощению, я бы сказал, что дольше.
— Надеюсь, ты не возражаешь, — сказал я.
Но она не заметила моих слов, ее взгляд устремился на смутные еще очертания города за окном.
— Я выхожу замуж. Позднее в этом году. Наверно, летом.
Она сообщила эту новость таким грустным голосом, что мне захотелось утешить ее.
— Я его знаю? — неловко спросил я.
— Если ты финансовый воротила. Он брокер. Из первой десятки, пятерки, тройки, в зависимости от того, какой бизнес-журнал ты читаешь.
— Тебя это, кажется, не очень радует.
Она задумчиво вздохнула.
— Сейчас, когда ты рядом, это похоже на поражение. Гарольд — ты только представь себе: выйти замуж за человека по имени Гарольд! От Гарольда голова у меня кругом не пойдет, уверяю тебя.
— Зачем же тогда?
— Это самый простой выход. Не вижу, почему я должна от этого отказаться. В «Таймс» у меня пробуксовка — рецензии выходят все реже, и каждая новая мне нравится меньше предыдущей. Ты знаешь, фильмы действительно становятся все дерьмовее. Через десять лет в кино будут ходить только малолетки до тринадцати, но эти фильмы будут приносить гораздо больше денег. Как бы там ни было, но все разговоры о кино переходят в разговоры о сделках, миллионах баксов, карьерах, о том, кто на подъеме, кто на спаде. Вся наша долбаная культура — продолжение мира денег. Гарольд может спасти меня от этой скучной работы. Мы уже два раза почти что поженились, но я в последний момент не решалась. Не могу сказать почему. Понятия не имею, что я защищаю. Нам хорошо вместе. Тихо, спокойно, оба мы в годах, потрепаны жизнью. Он очень мил. Хорошо воспитан — знаешь, такая беспредельная вежливость, как на собрании интеллектуалов, чьи семьи богаты в четвертом поколении. — Она рассмеялась, — Вот в таких кругах я теперь вращаюсь, Джонни. Сыновья сыновей стальных баронов, пытающиеся загладить грехи предков. Гарольд теперь проводит больше времени, заседая в правлениях музейных советов, чем на бирже. Филантропия и парусный спорт — его главные страсти. Можешь себе представить? Боюсь, но я в этом списке буду только третьей. Но кто знает, может, я и сумею пустить его неправедно нажитые богатства на благородные цели. Я все время встречаю молодых режиссеров, которые говорят мне, что им нужны только деньги, чтобы снять новое «Рождение нации»
{356}. Возможно, у большинства из них дальше разговоров дело не пойдет, но и черт с ним!
— Что ж, поздравляю. — Я постарался вложить максимум искренности в эти слова, но прозвучали они скорее с вопросительной интонацией.
Голова моя все еще покоилась на влажном лоне Клер. Наклонившись надо мной, она заглянула мне в глаза.
— Эти наши маленькие радости совсем не обязательно последние. Гарольд — человек очень широких взглядов, очень понимающий. А к тому же очень занятой. Он много путешествует. И я тоже. Мы можем оставаться любящими друзьями, при условии, что ты не пустишься в крестовый поход с отцом Анджелотти.
Добрая старая Клер! Она гнула свое до конца.
— Так это что, взятка? — спросил я.
— Это тебе побудительный мотив. Все, что я говорила сегодня ночью, я говорила всерьез. Ты можешь посвятить свою жизнь чему-нибудь более дельному, чем преследованию еретиков. Я могу быть одной из этих дельных вещей… по крайней мере, пока не подвернется другая Жанет.
Клер вела со мной тонкую торговлю, но за ее словами я слышал настоящую тревогу и заботу.
— Ты мне дашь возможность подумать? — спросил я, — Деньки были такие — крыша едет, в особенности от последних трех часов.
