— Зачем вам замок? — спросил я, когда он принялся его снимать, — Боитесь грабителей?
Он усмехнулся.
— Боялся вас — когда вы только появились. Ведь я же о вас ничего не знал. Мне просто сказали, что у меня появится компаньон. Я не хотел, чтобы вы тут вынюхивали, что к чему.
— Вам сказали? Кто?
— Наши верные сторожа-аборигены. Да-да, они говорят по-нашему. Французский, английский. Мне несколько лет потребовалось, чтобы это узнать, — Он несколько раз дернул старый ржавый замок, и тот со скрежетом открылся, — И потом это всего лишь муляж, — Он забросил замок в ближайшие кусты, толкнул дверь и пошарил в воздухе рукой в поисках шнура, включавшего лампу, висевшую под потолком. Он поманил меня внутрь и сказал: — Добро пожаловать в студию «Каменный век». Я буду вашим персональным гидом.
То, что я ошибочно принял за сарай, оказалось фасадом довольно длинного туннеля в склоне холма. Все стены, включая необработанную естественную породу и глину в конце, были густо покрыты побелкой, которая освежала и охлаждала бунгало. Свет шел от единственной лампочки, а также из двух окон бутылочного стекла по обеим сторонам двери. То, что я увидел перед собой, сразу же напомнило мне фразу «средневековое кино». Именно такой кинотеатр могли построить наши готические предки, будь Темные века освещены электричеством. Нет, все было даже еще примитивнее. Кинематограф каменного века, как сказал мой гид. Шарки бы здесь понравилось, подумал я, оглядываясь. Это были настоящие катакомбы — ниже кинотеатров просто не бывает; идеальное сооружение для публики из всяких ядовитых тварей и червей, а именно такая и посещала кинотеатр Шарки. Как бы мне хотелось, чтобы он оказался здесь и увидел меня в этой компании.
В дальнем конце, уходившем футов на двадцать в глубь холма, был маленький грязный экран, косо подвешенный к потолку. А в центре этого пространства расположился древний шестнадцатимиллиметровый проектор, установленный на бочке из-под оливкового масла. Проектор в некоторых местах держался как единое целое лишь за счет клейкой ленты, провода и пружин. Трудно было поверить, что он работает. Вдоль стен туннеля по обеим сторонам и в конце его на земляном полу, на самодельных стеллажах, в ящиках лежали десятки жестянок из-под пленки и коробок — все это напоминало остатки кораблекрушения. Неужели в коробках и жестянках были настоящие фильмы? Если так, то старик владел архивом в несколько сотен лент.
— Вот, значит, как вы развлекаетесь, — смотрите кино.
Он сделал кислое лицо.
— Смотрю? Ну, это вряд ли. То, что они присылают, большей частью просто дерьмо. Хуже не бывает. Я не смотрю. Нет ничего такого, что мне хотелось бы посмотреть. Я творю. Это не кинотеатр. Это студия, — Он подошел к какому-то громоздкому укрытому одеялом предмету рядом с металлическим корпусом генератора, сдернул одеяло — под ним оказалась мувиола, а точнее остатки разобранной мувиолы, лишенной приблизительно половины деталей, — Мне повезло, что в первые годы у меня было это. Я ее собрал из трех установок. А потом она сломалась, и починить я уже не смог. Новую они прислать не пожелали. Но некоторые детали оказались полезными. Теперь у меня есть только это, но и этого достаточно.
Он стащил одеяло с еще одного предмета. Под ним оказалась какая-то удивительная механическая помесь в духе конкурса Руба Голдберга. Я долго рассматривал эту штуковину, прежде чем сообразил, что передо мной самодельный монтажный столик. Под пустыми или частично заполненными пленкой бобинами почти потерялись две перемоточные катушки, между которыми к столу был прикручен видавший виды монитор, обтянутый еще большим количеством клейкой ленты и провода, чем проектор.
— И что — это работает? — спросил я.
Он протянул руки, взял два оголенных провода и осторожно сунул их в розетку. Маленький монитор сразу же засветился изнутри, и я увидел на нем кадр с пленки, заправленной в монтажный столик. Перевернутое лицо женщины. Он крутанул ручку одной из катушек, и неподвижный кадр сразу же превратился в живую картинку, ринувшуюся прочь с экрана. Под панорамирующей камерой появился обнаженный и сверкающий от пота женский торс и сразу же исчез в клубке мужских и женских тел. Монитор заполнили гениталии. Порнофильм. Грязный старик!
В принципе, на такой штуковине можно было монтировать фильм. Рядом с монитором я заметил древний склеечный пресс, бритвенные лезвия, бутылочки с клеем, катушки с майларовой лентой, нечто похожее на хирургический скальпель. Здесь же было множество пузырьков с краской, несколько кисточек, цветные карандаши.
— Самое ценное — это клей и лента, — объяснил он, — Я с каждым рейсом посылаю письма, умоляя их прислать мне еще. Иногда приходится ждать по нескольку месяцев. Потом — маленький акт милосердия — я получаю несколько бутылочек, несколько катушек… но их всегда не хватает. Я пытался делать синтетические смеси. Пчелиный воск, смола, птичий помет, различные соки. Наилучшие результаты дает известь и древесный сок, нужно только дать им затвердеть. Иногда место склейки заедает в проекторе, и тогда пленка начинает гореть. Но нередко этот состав все же держит пленку, пока не пришлют клея.
Я не поверил ни слову из того, что он наговорил. Я знал — в один прекрасный день мне придется признать, что я соседствую с сумасшедшим. Вот такой день и настал. Но даже если все это оборудование не работало, каким-то образом оно сюда попало — зачем?
— Неужели это вам прислали сироты?
— Многое здесь уже было, когда я появился. Больше, чем вы сейчас видите. Камеры, мувиолы, проекторы. Все лежало кучей в бунгало, которое было совсем разрушено, когда меня привезли. И фильмы. Множество коробок с пленками. Небольшая горка кинофильмов. Я обрадовался, увидев их, потому что здесь, конечно же, был генератор, электричество — все, что нужно для запуска этой техники. Но радость моя длилась всего несколько секунд — очень быстро я увидел, что это просто свалка. Бесполезный, ломаный, старый хлам из киношкол. Сюда присылалось все ненужное и разбитое — настоящее кладбище киноаппаратуры. Я понял. Таким было чье-то садистское представление о подходящем для меня наказании. Я тоже был хламом. Это стало моей мукой — доживать свои дни среди ржавеющего оборудования, рваных пленок. Такое представление о проклятии достойно пера Данте… Но поскольку времени мне было девать некуда, я занялся ремонтом. Среди этой груды мусора нашлось то, что требовалось мне больше всего: коробка с майларом. Двадцать четыре катушки. С его помощью я мог ремонтировать пленку, я даже мог латать технику. Так вот, беря детальку оттуда, детальку отсюда, я запустил один проектор. Но ненадолго. Долго ничто не работает. Лампы сгорают, ремни лопаются, пленка рвется. Я помню первый фильм, увиденный в изгнании. Я смотрел, и слезы стояли у меня в глазах. Джозефин Бейкер. «Зузу»
{367}. Вместо проектора — простыня, звука нет. Ах, какое наслаждение. Я встречался с ней в Париже. Увы, она пробыла со мной всего десять минут. Пленка загорелась — может быть, от ее игры. Le jazz hot
[57]
{368}, да?.. Но я не опускал рук. Сюда привозили еще всякое старье. Учебные ленты, куски, вырезанные в монтажных классах, самые бесполезные отходы, оскорбление вкусу. Но даже среди этого мусора я находил годные к использованию фрагменты из других фильмов — архивные пленки, киножурналы, вырезки из классических лент, даже несколько эпизодов из моих работ, улучшенных каким-нибудь юным киномясником… И только три или четыре года спустя наметились перемены. В один прекрасный день я получил хороший проектор — не новый, но хороший, а также несколько фильмов во вполне приличном состоянии. Может быть, кто-то решил, что я достаточно настрадался. Может быть, где-то в высших эшелонах церкви у меня есть тайный благотворитель — поклонник, мой бывший ученик, кто-то решивший меня пожалеть. Как бы там ни было, но я немедленно, с тем же судном, отправил письма, в которых умолял о прощении, просил прислать кое-что. Мои просьбы стали выполняться все чаще. То, что мне присылали, побывало, конечно, в употреблении, но оставалось вполне работоспособным. А потом появился Альбрехт. Как и вы, он был киноведом, которого заинтересовали мои фильмы. Бедняга! Его обуяло любопытство насчет Oculus Dei. Поэтому его отправили сюда коротать свои дни. Он был моложе вас. Мы вместе построили то, что вы теперь видите, — нашу «студию». Это позволило решить самую трудную мою проблему. Климат. Слишком жарко. Пленка на такой жаре портится очень быстро, особенно в местах склейки. Мы вырыли эту пещеру и покрасили стены. Вы чувствуете, как здесь прохладно. Правда, слишком сыро. Но пленка все равно сохраняется дольше.
