— Ну, если хочешь знать мое мнение, — сказал Чипси, устало вздохнув, — то я считаю, что вся эта история про Гитлера раздута без всякой меры. И вообще, Клер, я стою в стороне от политики. В особенности от политики давно, давно минувших дней.
— Ты что, не слышал, что наци делали с гомосексуалистами и евреями?
Тон Чипси стал в высшей степени доверительным.
— Кларисса, ты же знаешь, что я человек абсолютно без предрассудков. Но поверь мне, я встречал массу евреев и гомиков, которые ничего лучшего и не заслуживали.
Я все еще ждал обещанного подземного толчка. Он так никогда и не последовал. Я видел, как побелели костяшки ее сжатых в кулак пальцев. Но голос ее не дрожал и звучал ровно, словно это был чей-то чужой голос — не Клер.
— Чипси, я бы хотела встретиться с Юргеном. Ты нас познакомишь?
— С удовольствием! Как только закончим здесь.
— Вот что я тебе скажу, — ответила Клер, — Пусть Шарки сам с тобой решит все эти дела по Джерри Льюису. Как ему нравится. Он в таких вещах разбирается лучше меня.
— Хорошо, если тебя это устраивает.
Потом, повернувшись ко мне, она сказала:
— Помоги-ка Джерому погрузить эти коробки, — Я недоуменно взглянул на нее, но она в ответ только угрожающе подтолкнула меня в сторону Джерома, — Это длинное кино. Ему нужна помощь.
Я понятия не имел, с какой стати должен помогать Джерому, а Джером не выказывал ни малейшего желания получить помощника в моем лице. Но после еще одного, на сей раз более категоричного, тычка и произнесенного вполголоса «пошел!» я подчинился, хотя и чувствовал себя ребенком, которого мамаша отсылает подальше, чтобы не мешался под ногами. Я решил, что Клер просто по каким-то причинам не хочет, чтобы я присутствовал. Подобрав одну из коробок, которая не уместилась на тележку Джерома, я побрел следом за ним.
— А когда закончишь, найдешь меня наверху, — крикнула мне вслед Клер.
Глава 5
Похищение «Детей райка»
Когда я нашел Клер, она находилась в небольшой, все еще относительно трезвой группке, собравшейся в углу застекленной веранды. Оттуда открывался вид на бескрайний посеребренный луной океан, но это никого не волновало. Клер и все остальные собрались вокруг Чипси и изящно одетого молодого человека, который возлежал подле него на огромной подушке, — Юрген, как я догадался. Он был бледнолиц и худ до невозможности, на голове — высокие волны нордических кудрей. И на самом деле, как и говорил Чипси, несколько шрамов, а точнее, один видимый шрам, расположенный точно под левой скулой. Хотя на лице его замерло пустое, скучающее выражение, он, казалось, с большим вниманием слушал то, что говорила Клер, время от времени изображая на лице вежливую судорогу.
Я бесшумно направился в сторону Клер и, заняв свое место на краю группки, уже через считанные секунды вошел в тему — беседовали о раннем немецком кинематографе. Я не раз слышал, как Клер рассуждала на эту тему, но сейчас она решительно была непохожа на саму себя. Совсем другой тон — такой спокойный, размеренный. Такой… уважительный. Она объясняла свои слова с величайшим терпением. И слушала. Слушала и вежливо кивала. Так Клер никогда себя не вела.
Потом я услышал голос Юргена.
— Но ведь этот тип — Кракауэр, он же настоящее дерьмо.
И Клер в ответ:
— Правда? Вы так считаете?
И Юрген:
— Его, несомненно, наняли евреи.
После таких слов можно было ждать, что Клер растерзает его, как волк ягненка. Зигфрид Кракауэр был одним из немногих теоретиков кино, к которым Клер питала хоть какое-то уважение. Я слышал, как она несколько раз со страстной убежденностью защищала его работу «От Калигари до Гитлера», словно сама ее написала. Такие комплименты в устах Клер были большой редкостью.
Главная мысль Кракауэра состояла в том, что немцы времен Гитлера чокнулись под воздействием кино. После окончания Первой мировой войны страну, придавленную поражением, затопил поток фильмов, которые действовали на уязвленную психику как болезнетворные микробы. Начать с «Кабинета доктора Калигари»
{102} — фильма о безумии и убийстве, где отсутствовали всякие границы между здравомыслием и сумасшествием. Получивший всемирное признание и отнесенный к высокому искусству, он вместе с множеством других питал немецкое подсознание нездоровыми персонажами вроде оборотней, черных магов, вампиров. Кроме того, фильмы этого периода навязчиво возвращались к гипнозу. Снова и снова на экране появлялись сумасшедшие доктора и изощренные преступники, которые погружали беспомощных жертв в гипнотический сон и заставляли их совершать отвратительные вещи. Несомненное предчувствие нацизма — считал профессор Кракауэр. Такие фильмы отравили душу нации образами одержимой злом силы. Наконец появился Der Führer
[16]
, который, как и злобный гипнотизер Калигари, околдовал публику и превратил ее в армию зомби-убийц.
Клер нравилась эта мысль. Она полагала, что этим воздается должное странному психологическому влиянию кинематографа на современный мир, его необычайной способности очаровывать и прельщать. Она верила, что Кракауэр сражается за глубоко этическое объяснение этого влияния. Я видел, как она однажды набросилась на кого-то, кто осмелился назвать достоинства книги Кракауэра несколько преувеличенными. «Как можно преувеличивать опасность мышьяка?» — в штыки встретила она это утверждение. Но вот теперь она сидит тихоня тихоней, а какой-то наглый иностранец поливает грязью работу, которой она от души восхищается.
Что же тут происходит?
В ответ на замечание Юргена относительно евреев Клер только улыбнулась (правда, не без горечи) и сказала:
— Ну, это вам лучше обсудить с Чипси. Он лучше меня знает. Что скажешь, Чипси? Ваши финансируют профессора Кракауэра?
Чипси, раскрасневшийся от выпитого, испустил смешок, отводя вопрос Клер.
— Кларисса, я не понимаю ни слова из того, что пишет этот человек. К тому же все, о чем вы говорите — а ты, дорогая, говоришь об этом так замечательно, — седая древность. Моя жизнь, чтобы ты знала, целиком принадлежит созидательному настоящему. Вы не согласны, Юрген? Искусство не должно ограничивать себя рамками чисто политической злободневности.
Чипси, как никто другой, умел накачивать разговор бессмысленностями. Его стараниями беседа несколько минут шла ни о чем, а потом снова произошла заминка. Клер вернулась к книге Кракауэра, стараясь в тех же тактичных тонах растолковать о ней кое-что. Юрген довольно непринужденно прервал ее вопросом:
— Ну а, скажем, фон Кастел? Он-то как подходит к вашей теории?
Клер на мгновение замолчала.
— Кто? — переспросила она.
— Касл, если вам так больше нравится. Макс Касл. Вы считаете, что эта абсурдная теория применима и к нему?
