Липски настороженно посмотрел на Клер.
— Да? А что же было лучше?
— «Принц улиц» сорок третьего года. Кинга Видора.
{146}
Рот старика растянулся в довольной беззубой улыбке; он указал на Клер дрожащим пальцем.
— Вот это верно! В самую точку! — Он вывернул шею, чтобы сказать стоящей за ним женщине: — Она права. Слышишь, что она говорит?
— А вы даже не были номинированы за эту работу. Но это ваша лучшая вещь. Вы, можно сказать, изобрели неореалистический стиль.
Липски презрительно хмыкнул.
— Для них я был слишком хорош. Опережал время. Эти сукины сыны любили всякую такую слащавую хроникальную дрянь, какую делали итальяшки после войны. Уж конечно. Потому что по-европиськи. Бог ты мой! Знаете, что мне сказал Росселини? В пятьдесят третьем году. Он пригласил меня поснимать кое-что для него, после того как меня выперли с американских студий. Он сказал: «Зип, мое кино изобрел ты». — Потом, снова напустив на себя выражение крутого парня, он сделал умное лицо и повернулся к Клер, — Вы почти попали в точку. «Принц улиц» был моим вторым лучшим фильмом. А первым был «Дом крови».
Клер была искренне удивлена.
— «Дом крови»?
— Именно! С Максом. Мы его сняли за семь дней. Практически без дублей. Такой чистой работы у меня еще не было. Великолепно!
Клер вопросительно посмотрела в мою сторону.
— Мне этот фильм попался в одном из каталогов, — вставил я. — Но копии найти так и не удалось.
— Конечно! — ворчливо сказал Липски, — Они его уничтожили. Как и все лучшее, что сделал Макс. Они бы и вообще все уничтожили. Сволочи!
— Послушайте, мистер Липски, — взволнованно сказала Клер, — нам нужно поговорить.
— Да? И о чем же?
— О вас. О вашей работе. Я ваша большая поклонница.
— Да? Как же тогда быть со всем этим? — Он ткнул большим пальцем в направлении зала. — Вы там меня просто на дыбу вздернули. Вместе с Максом.
— Это лучшие копии, какие нам удалось найти, — заверила его Клер, — И потом, я, честно, не знала, что это ваша работа. Я хочу сказать, в титрах был Липски, но я и не подумала, что это вы.
Клер обратила на это внимание, когда мы делали предварительный просмотр фильмов Касла. В титрах трех из них некто А. С. Липски значился как старший рабочий ателье. Она спросила: «Уж не Арнольд ли это Липски?» Я вспомнил это имя, когда она мне его показала. В сороковых и пятидесятых Липски был одним из самых знаменитых операторов Голливуда. Он получил несколько наград киноакадемии и даже одного «Оскара». В свое время он был легендой на тех студиях, где его операторская работа выделялась так же, как телосложение. Еще Клер заметила, что он исчез из вида во время охоты на ведьм в Голливуде, став одним из многочисленных талантов, принесенных в жертву. Мы решили, что об этом стоит упомянуть в программке, но вовсе не были уверены, что это и есть тот самый Липски.
— Вы там как оператор не названы, — пояснила Клер.
— Не назван! — Липски саркастически ухмыльнулся, — Да кто за этим следил, когда эти хиты снимались за неделю? Уоррена Кетла — того назвали. Он и чек получил. Черт его дери — он не просыхал с первого дня. Я снял всю картину. Так что это моя работа. А на экране она похожа на коровью лепешку. Это профанация, черт его дери.
В тот вечер за проектором стоял я. А это означало, что показ второго фильма задержался больше чем на полчаса. Но нам с Клер так и не удалось смягчить Липски. Вот собрать в вестибюле небольшой кружок зевак — это у нас получилось. Некоторые из них изучали кино в университете и были завсегдатаями «Классик»; их больше интересовал разговор между Липски и Клер, чем предстоящий показ. Клер, извинившись перед публикой (что она делала крайне редко), с отчетливо уловимой ноткой гордости в голосе пояснила: «Это мистер Арнольд Липски. Зип Липски. Один из величайших операторов американского кино».
— Операторов? Тьфу! — проворчал Липски, — Я был шутером
{147}, в этом все и дело.
— Один из величайших шутеров, — поправилась Клер, — Фильм, который вы сегодня увидите, — одна из работ мистера Липски, но его имя в ней не названо. — Взглянув на Липски, она спросила: — Я правильно говорю? Здесь вашего имени тоже нет?
— Лента моя, — воинственно заявил Липски, — Бог ты мой, я всегда снимал для Макса. Если он мог пригласить меня, то ни к кому другому не обращался.
В конце концов «Поцелуй вампира» был показан, и Липски стенал и ругался на заднем ряду при виде каждой замеченной купюры. На середине он издал исполненный боли крик и собрался уходить. Это дало возможность Клер уволочь его к Мойше для беседы с глазу на глаз. К тому времени, когда, докрутив фильм и закрыв кинотеатр, у Мойше появился я. Клер удалось узнать кое-что удивительное.
— У него есть они все! — сообщила она мне, когда я зашел в кабинет и сел рядом с ней напротив Липски и женщины, — Фильмы Касла. Или, по крайней мере, те, что он сам снимал. Сколько вы говорите? Шестнадцать?
— Семнадцать, — самодовольно ответил Липски. — К тому же это оригиналы с камеры, сынок. Не та запиленная дрянь, что ты показываешь. Как того и хотел Макс. Полное собрание. Лучшие мои работы.
Им удалось извлечь его из каталки и усадить в самый дальний из кабинетов у Мойше. Подбородок и плечи Липски едва возвышались над столом. Его неудобно вклинили между стеной и полной женщиной, которую мне до сих пор так и не представили. Я решил, что это его жена или нянька. Старик продолжал дымить как паровоз. Перед ним стояла чашка горячей воды; в ней плавал кружок лимона.
— Вы и правда считаете, что некоторые из этих фильмов Касла лучше, чем «Дорога славы» или «Принц улиц»? — спросила Клер.
— Прямо в точку. И знаете почему? Бюджет у фильма был никакой. Декорации — какие-то руины, освещение паршивое, почти все снималось без дублей. Нужно было снимать хорошо — иного выхода не было. Хорошо — с первого раза. Вот там-то я и научился снимать. Черт! «Дорога славы» — мы на нее получили два миллиона долларов. Да за миллион и обезьяна сняла бы хороший фильм. А если денег кот наплакал, то тут уж приходится экономить. Макс планировал каждый кадр… Ах, какое у него было чутье. Вы видели, как близко мы ставили камеру? Это чтобы все те липовые декорации как можно меньше попадали в кадр. А как мы использовали край экрана? Страх берет, а? Никогда не знаешь, что оттуда появится. Всему этому я научился у Макса. Снизу вверх. Всем этим приемам. «Из дерьма конфетку» — так он это называл. Мы с Максом. Вот была команда.
— А можно нам… посмотреть эти фильмы? — спросил я.
Клер явно уже поднимала этот вопрос.
— Мистеру Липски эта мысль не нравится.
— Вот именно! — выпалил Липски, снова напуская на лицо выражение крутого парня. — Это мои картины. И больше ничьи. Никто их у меня не возьмет. Они Макса в грязь втоптали. И меня тоже. Бандиты проклятые!
