Я не стал тратить время на споры. Пусть все это выглядело
слишком невероятным, все равно лучше было не медлить. Мы как можно более тихо и
осторожно спустились вниз, цепляясь за стебли плюща, и прямиком помчались к
городку и железнодорожной станции. Мы как раз успели на последний поезд в 8.34,
который прибывал в Лондон около одиннадцати вечера.
– Заговор, – задумчиво сказал Пуаро. – Кто в него вовлечен,
хотел бы я знать? Я подозреваю, что все семейство Темплтон состоит на службе у
Большой Четверки. Неужели они намеревались просто заманить нас в ловушку и
прихлопнуть? Или тут что-то посложнее? Может быть, они собирались играть
комедию, чтобы поддерживать мой интерес какое-то время, а сами пока… что? Что
им нужно было сделать? Хотел бы я знать…
Всю дорогу он пребывал в глубокой задумчивости.
Когда мы добрались до нашей квартиры, он остановил меня у
двери гостиной.
– Внимание, Гастингс! Что-то мне это подозрительно…
Позвольте, я войду первым.
Он так и сделал и, к моему недоумению, не стал нажимать на
электрический выключатель пальцем, а использовал для этого старую галошу. Затем
он обошел гостиную, как настороженный кот, внимательно всматриваясь, ни к чему
не прикасаясь, явно ожидая подвоха. Я некоторое время наблюдал за ним, послушно
стоя на пороге.
– Но все же в порядке, Пуаро, – сказал я наконец, потеряв
терпение.
– Похоже на то, друг мой, похоже. Но следует убедиться.
– Вздор, – буркнул я. – Я разожгу камин в любом случае и
закурю трубку. А, наконец-то я вас поймал! Спички последним брали вы и не
вернули их в держатель, как обычно! А меня за это постоянно ругаете!
Я протянул руку к спичкам. Я еще слышал предостерегающий
крик Пуаро… увидел, как он метнулся ко мне… моя рука коснулась спичечного
коробка…
Затем – вспышка голубого огня… рвущий уши грохот… и темнота.
Я очнулся и увидел знакомое лицо нашего старого друга,
доктора Риджвэя, склонившегося надо мной. Выражение кратковременной радости
скользнуло в его глазах.
– Лежите, не двигайтесь, – мягко сказал он. – С вами все в
порядке. Это был взрыв.
– А Пуаро? – пробормотал я с трудом.
– Вы у меня дома. Все в порядке.
– Пуаро? – повторил я. – Что с Пуаро?
Он понял, что мне необходимо все знать, и дальнейшее
увиливание от ответа пользы не принесет.
– Вы каким-то чудом уцелели, но Пуаро… нет.
С моих губ сорвался яростный крик:
– Но он не умер? Не умер?!
Риджвэй склонил голову, его лицо исказилось страданием.
С энергией отчаяния я оттолкнулся от постели и сел.
– Пуаро может умереть, – прошептал я. – Но его дух жив. Я
закончу его работу! Смерть Большой Четверке!
А потом я упал на спину и потерял сознание.
Глава 16
Умирающий китаец
Даже теперь мне трудно писать о тех мартовских днях.
Пуаро – уникальный, неподражаемый Эркюль Пуаро – мертв! Это
была воистину дьявольская идея – соединить заряд взрывчатки со спичечным
коробком, который, без сомнения, привлек бы его взгляд, и Пуаро поспешил бы
положить вещицу на место… и таким образом вызвал бы взрыв. Но так уж случилось,
что катастрофу вызвал я и мучился теперь бесплодным раскаянием. Как и сказал
доктор Риджвэй, я лишь чудом не погиб, получив только легкую контузию.
Хотя мне и казалось, что я очнулся почти сразу же после
взрыва, на самом деле прошло больше двадцати четырех часов, прежде чем я
вернулся к жизни. И только к вечеру следующего дня я смог с трудом дойти на
подгибающихся ногах до соседней комнаты и горестно взглянуть на простой
сосновый гроб, содержавший в себе останки одного из самых замечательных людей,
каких когда-либо знал этот мир.
С того самого момента, как ко мне вернулось сознание, я
думал об одном: отомстить за смерть Пуаро, начать безжалостную охоту на Большую
Четверку.
Я был уверен, что доктор Риджвэй придерживается той же идеи,
однако, к моему удивлению, добрый целитель оказался куда как равнодушен к ней.
– Возвращайтесь в Южную Америку, – таков был его совет,
повторяемый при каждом удобном случае. Я спросил, почему он считает попытку
мести бессмысленной. И со всей присущей ему вежливостью и мягкостью доктор
пояснил: если уж Пуаро, неподражаемый, великий Пуаро потерпел неудачу, что
может сделать обычный человек вроде меня?
Но я стоял на своем. Если оставить в стороне вопрос о том,
обладал ли я достаточной квалификацией для подобного дела (и между прочим,
замечу, что я далеко не полностью был согласен с его точкой зрения по этому
поводу), я, в конце-то концов, так долго работал с Пуаро, что полностью постиг
его методы и чувствовал себя способным продолжить расследование с того места,
на котором остановился Пуаро; и вообще для меня это стало вопросом чести. Моего
друга подло убили. Мог ли я спокойно вернуться в Южную Америку, не сделав хотя
бы попытки поставить убийц перед судом?
Я объяснил все это и многое другое доктору Риджвэю, который
выслушал меня с полным вниманием.
– И тем не менее, – сказал он, когда я умолк, – мой совет
остается прежним. Я искренне убежден, что и сам мсье Пуаро, будь он здесь,
настаивал бы на вашем возвращении. И я умоляю вас, Гастингс, – умоляю его
именем – оставить эти безумные идеи и вернуться на ваше ранчо.
На это можно было ответить лишь одним-единственным образом,
и он, печально покачав головой, не добавил больше ни слова.
Прошел месяц, прежде чем я окончательно встал на ноги. К
концу апреля я добился встречи с министром внутренних дел.
Поведение мистера Кроутера весьма напоминало поведение
доктора Риджвэя. Министр отнесся к моим замыслам отрицательно и в то же время
старался меня утешить. Вместо того чтобы поблагодарить меня за предложенную
помощь в расследовании, он твердо отказался от моих услуг. Бумаги, переданные
ему на хранение моим другом, оставались у него, и министр заверил меня, что он
предпринимает все необходимые меры, чтобы справиться с надвигающейся угрозой.
И этим мне поневоле пришлось удовлетвориться. Мистер Кроутер
закончил встречу настоятельным требованием: он хотел, чтобы я вернулся в Южную
Америку. В целом я счел наш разговор совершенно непродуктивным.
Думаю, мне следовало бы описать похороны Пуаро. Это была
торжественная и трогательная церемония, а количество присланных венков
оказалось просто невообразимым. Цветы прислали и люди высшего общества, и
бедняки, и вся страна, приютившая моего друга-бельгийца, скорбела вместе со
мной. Я же, стоя на краю могилы, искренне страдал, вспоминая различные
приключения и все те счастливые дни, которые мы провели вместе с Пуаро.
