В комнату вошел офицер научно-технического подразделения полиции Жорж Лимон.
— Мы закончили, — сообщил он, беря пластмассовый стаканчик. — Судмедэксперт приступил к осмотру. Можете присоединиться к нему.
— Ну и?..
— У нас есть отличные отпечатки обуви. Сорок второй размер. Теперь мы можем утверждать, что это мужчина. Мы взяли для анализа в лаборатории пыль из подземного коридора и соседнего помещения. Мы собрали волосы, кусочки ногтей и синтетические волокна, а также несколько цифровых снимков. Добавьте к этому анестезирующую стрелу, которую он не удосужился подобрать. По всей видимости, выпущена из ветеринарного пистолета, компактного и мощного… Будем держать вас в курсе.
— А изувеченные собаки?
Он скривился от отвращения:
— Что за чертову неблагодарную работу вы от нас требуете! Заняли этим аж троих специалистов! Сколько можно ворочать дерьмо в навозной яме!..
— Больше никаких следов видеосистемы?
Бросив стаканчик на пол, он раздавил его каблуком:
— Никаких.
— Это все?
— Конечно все! Чего вы еще ждете? Что он оставит нам фото в рамке с приветственной надписью? Мы осматриваем остальные помещения бойни и двор. Ну и мерзкое местечко! Так и смердит падалью.
С быстротой молнии Лимон исчез в тумане.
— Эти парни из научки не больно-то в форме, — без тени улыбки заметил Сиберски.
Я двинулся к двери:
— Пошли к судмедэксперту…
Прежде чем в конце туннеля присоединиться к Ван де Вельду, мы в гробовом молчании проследовали через помещение для забоя и с предосторожностями спустились по лестнице, по которой я прошел накануне.
— Я не доложил вам о том, что мне удалось обнаружить, — начал Сиберски, прежде чем войти в комнату. — Но это может подождать… В любом случае ничего значительного…
Я кивнул, не в силах отвести взгляда от трупа женщины. Вчера, придя в себя, я едва взглянул на нее. Теперь я рассматривал ее, распластанную под безжалостным белым светом галогенов с аккумулятором.
Вильямс вошла в помещение, точно в храм. Я заметил в ее глазах танцующее пламя свечей, разноцветные отблески готических витражей, слезы Девы Марии. Происходило какое-то волшебство, призрачное слияние, и на какой-то миг мне показалось, будто я увидел, как слегка всколыхнулись ее волосы, точно ее погладил Господь.
— На сей раз он очень уж расстарался, — прохрипел Ван де Вельд. — Вы сильно его разозлили, комиссар. Что вы об этом думаете, мадам Вильямс?
Она ответила невпопад, словно с трудом вырываясь из окутавшего ее церковного покрова.
— Возможно, злоба не единственный мотив столь остервенелого нападения на лицо жертвы, — пробормотала она, подходя к останкам. Ее ослепленные ярким светом зрачки стали размером с булавочную головку.
— Тогда какая еще причина? — спросил судмедэксперт, исподтишка разглядывая Торнтона, увлеченно фиксирующего в блокноте расположение предметов и позу жертвы.
— Он предпочел разрушить то, что построил, поскольку не смог дойти до конца своего фантазма. Незаконченное произведение его не интересует, он ищет совершенства, поэтому он отбросил этот «фантазматический объект», изуродовав его. — Она встала прямо напротив рта, зажатого стереотаксическим аппаратом. — Совершенно очевидно, тут его постигла неудача… Это наводит меня на мысль, что вскоре он начнет сначала, в столь же необычном месте, как бойня, движимый, как вы говорите, злобой, но также и властным желанием на этот раз дойти до конца… Скажите, комиссар, где стояла камера?
— Вот здесь. Прямо против тела. На треноге.
— А лампы? Какую часть тела он освещал? Все тело или только голову?
Я указал пальцем в глубину помещения:
— Лампа была там. Что-то вроде прикроватных бра по обе стороны тела. И еще одна позади камеры.
— Спасибо, комиссар.
Внезапно проникнув в его мир, я, вероятно, пробудил в этом дьявольском существе неслыханную ярость, желание сеять зло с еще более ожесточенной решимостью. Как снежный ком, который вы скатываете по склону, неожиданно выскальзывает из ваших рук и, устремляясь вниз, растет, сметая все на своем пути. Вильямс продолжала свой монолог:
— Убийца из организованного превратился в неорганизованного. Торопливость, паника, бегство. Это может дать нам шанс. Если отныне он действует под влиянием гнева или жажды мести, он будет совершать грубые ошибки.
Выдвинувшись в луч света так, что наши лица оказались в тени, я изменившимся голосом спросил:
— Вы хотите сказать, что теперь, в надежде поймать его, мы должны ждать новых убийств?
Торнтон уже открыл было рот, но Элизабет опередила его:
— Надеюсь, что нет! Впрочем, это скорее моя, нежели ваша задача — сделать все, чтобы избежать подобного. Однако вам следует знать, что серийные убийцы действуют без видимой причины. В отличие от массовых убийц они не поддерживают с жертвами никаких отношений. Они могут уйти в тень на месяцы, а то и целые годы, а потом взяться за старое. Нам попался странник, путешественник, который свободно перемещается, что лишает нас всяких географических ориентиров. Он работает одновременно над несколькими жертвами: этой, а также Приёр, и в настоящее время мы не можем быть уверены, что какая-то другая девушка сейчас не находится в сходной ситуации где-нибудь далеко, очень далеко отсюда, в лесу или в заброшенных складах. На этой стадии проза жизни его не интересует. Фантазмы приобретают такое значение, что все остальное становится несущественным. Он полностью подчинен своей навязчивой идее. — Она пристально посмотрела на меня. — Вы умны, комиссар Шарко, но если вы находитесь здесь, то именно потому, что он захотел сообщить вам основополагающие детали, даже если, думаю, вы ввели его в заблуждение…
— Кроме всего прочего, ваша роль заключается в том, чтобы заставить нас потерять надежду? — холодно ответил я.
— Нет, всего лишь в том, чтобы помочь вам осознать, что серийный убийца ведет себя не так, как классический. Я хочу заставить вас размышлять по-другому. Мы должны постараться думать, как он: искать не причины, а скрытые связи, логику, ЕГО логику, которая соединяет эти убийства в единую цепь, соответствующую чему-то конкретному. Если мы найдем это что-то, мы получим точный психологический портрет убийцы…
Сняв стереотаксический аппарат, Ван де Вельд пинцетом раздвинул челюсти жертвы. Испорченный зуб рассыпался и осколками упал на пол.
— Ну что же, приступим. Разрушение полости рта, сильно испорченные гнилые зубы. Кожа лица сухая, щеки впалые, глубоко сидящие глаза, выпадение волос. — Он переместился к низу тела и отломал кусок ногтя. — Ногти с бороздками, фиолетового оттенка, легко ломаются. Верхние и нижние конечности худые… все тело отечное вследствие дефицита питания… Кости таза выступающие, ягодицы практически отсутствуют, видны позвоночные диски… Черт, эта девушка весит от силы сорок килограммов! Судя по размерам отеков, растяжкам, складкам обвисшей кожи и ее невероятной эластичности, она была не из худышек.
