Ошеломленный Сиберски отпрянул. С трясущимися губами он спросил:
— Сколько времени? Сколько времени он вот так держал ее, голую? Сколько времени понадобилось ему, чтобы истощить свою добычу до такой степени?
— Токсикологические исследования покажут нам, вводил ли он ей что-нибудь, чтобы замедлить заражение ран, что, судя по следам на предплечье, очень вероятно. Если это действительно так, если он регулярно поил ее, увлажнял ее кожу, она могла пребывать в таком положении… больше месяца…
— Черт возьми! — Сиберски подобрал с полу сменный баллон, валяющийся возле галогенного светильника, и с силой, как хоккеист шайбу, швырнул его о стену. — И вы, мадам Вильямс, еще будете говорить, что там какие-то дела с Богом?
И, едва сдерживая слезы, он выскочил в туннель.
Я пожал плечами, несколько удивленный таким внезапным проявлением чувств.
— Его надо извинить, — попытался я защитить лейтенанта перед психологом. — У него нервы на пределе. Как, впрочем, и у меня. За всю свою карьеру ничего подобного не видел. — Я взял ее за руку и потянул в сторону.
— Позвольте! — бросил я Торнтону, который было увязался следом.
Он вернулся к Ван де Вельду.
Я прошептал:
— Вы верите в духов? В какой-нибудь дар ясновидения?
Прежде чем ответить, она бросила быстрый взгляд на жертву:
— Какого черта вы меня об этом спрашиваете? Нашли место и время.
Я еще понизил голос:
— Одна старая негритянка, моя соседка, сообщила мне пророчества, которые и привели меня сюда. Она говорит о дьявольском существе, Человеке без лица, пришедшем на Землю, чтобы распространять зло… Обычно я не верю в подобную ерунду… Но обстоятельства, при которых я обнаружил эту женщину, сильно меня тревожат… Меня привел сюда не случай… Мне помогла Дуду Камелиа… — Мой взгляд уперся в ее бесцветные глаза. — Если она оказалась права в отношении собак, то, возможно, она права и в отношении моей жены… Да, моя жена, возможно, жива, Дуду так часто твердит мне об этом.
— Я… Что вам сказать, чего вы от меня ждете? — Она на мгновение задумалась. — Устройте мне встречу с этой женщиной, я выскажу свое мнение, если это может вам помочь.
Судмедэксперт острыми щипцами извлекал деревянные занозы и складывал их в подготовленные пластиковые пакетики. Я подошел попрощаться:
— Мы покидаем вас, доктор Ван де Вельд. Сегодня попозже загляну к вам в институт. Скажите наверняка, имело ли место сексуальное сношение?
— Очевидно, что нет, — просипел он, выталкивая языком зернышки черного кунжута. — У нее влагалище шершавое, как джутовый мешок. Черт-те что, у меня впечатление, что я работаю над мумией, пережившей два тысячелетия…
* * *
В придорожном кафе возле трассы А13 мы с Элизабет выпили еще по чашке кофе. Несмотря на следы беспокойной ночи под глазами, я не чувствовал ни малейшей усталости, как если бы воля заставляла меня извлекать пользу из каждой прошедшей минуты. В туалете я хлестнул себя по лицу ледяной водой, и уже через полчаса мы снова двинулись в путь. Громада голубого неба прогнала туман, но температура по-прежнему оставалась низкой.
— Знаете, — начала Элизабет, — организм обладает собственной системой защиты от боли; он приспосабливается к ней, и это может ослабить неприятные ощущения. А вот против морального страдания не существует никакого барьера. Я… я совершенно не способна представить, что должна была претерпеть эта девушка. Это выходит за рамки всего того, что нам известно на уровне психологии, психоанализа, интроспекции.
Я обогнал фуру и поспешно перестроился. Резко выскочивший навстречу автомобиль загудел.
Впереди бурлил Париж, этот кипящий котел со своим загрязненным воздухом, своим нескончаемым серпантином металла и резины…
Я рискнул:
— Не поделитесь ли своими первыми впечатлениями об этом убийстве? Так сказать, по горячим следам…
— Три основных параметра. Во-первых, место. Убийцы любят действовать в пространствах, которые хорошо знают. Опросите прежний персонал, всех живущих поблизости от бойни. Поинтересуйтесь у сотрудников местного комиссариата, не задерживали ли они непрошеных гостей. Кроме того, мне потребуется аэросъемка объекта.
Идя на новый обгон, я заметил, что она вцепилась в ручку дверцы.
— Затем существует такое понятие, как продолжительность. Обыкновенно чем больше садистический акт протяжен во времени — а я полагаю, что в данном случае мы близки к рекорду, — тем сильнее уверенность убийцы в своей безнаказанности. Он чувствует себя неуязвимым, старается не быть замеченным, что делает его опасным. Короче, следует проанализировать все, что связано с самим деянием, — в этом заключается основная часть работы. Знаете, убивать жестоко не так-то просто, а убивать с изобретательностью и изощренностью и того труднее. В этом смысле убийца завязывает особые отношения с жертвой, что может привести его к тому, что он будет непроизвольно оставлять улики. Как вы думаете, зачем он взял на себя труд мыть ее и чистить ей уши?
— А, так вот почему вы разглядывали ее уши… Мне кажется, он убирал выделения, чтобы работать в чистом месте, приятном для него…
— Возможно, он ухаживал за больным, за кем-то близким, потому что тот был не способен самостоятельно себя обслуживать… Может быть, подростком он опекал младшего брата и исполнял роль отсутствующей матери…
На мгновение я отвел глаза от дороги и взглянул на нее:
— Вы ведь очень верующая, да?
— Я молюсь за жертв, но и за убийц тоже. Я заклинаю Господа простить их. Я верю в прекрасное в жизни, в леса и синие озера. Я верю в мир, любовь и доброту. Если под этим вы подразумеваете веру, то да, я верующая.
— Тогда скажите, что случилось, когда вы там, на бойне, вошли в комнату?
От изумления она зарделась.
— Вы… О чем вы говорите? — Голос смущенный, неуверенный.
— Я видел вас. В тот момент, когда вы входили в комнату, что-то произошло. Вы витали где-то в других местах, в тысячах километров от всех нас. Ваши глаза, волосы… Расскажите!
— Вы подумаете, что я… сумасшедшая…
— А кто тогда я со своей историей про собак? Я вас слушаю…
Она прокашлялась.
— Такое со мной впервые за двадцатипятилетнюю карьеру. Приехав на место преступления, я словно увидела себя на заснеженной вершине, так высоко, что я ничего не могла различить, кроме синевы неба. Я оказалась на самом верху, у меня под ногами проплывали облака — пушистые, забавные. И вдруг моему сознанию как будто что-то открылось. Я почувствовала над телом девушки какой-то сгусток энергии, нечто вроде вибрации атомов, что-то горячее, холодное, кипящее, а потом ледяное. Я ощутила одновременно покой жертвы и ярость убийцы. Меня качало на положительных и отрицательных волнах, поток зарядов пощипывал мне щеки и гладил по волосам… Я совершенно не понимаю, что произошло, но уверена, что этому есть научное объяснение… Возможно, при виде сцены преступления мой мозг генерировал галлюциногенные субстанции защиты, понимаете, вроде околосмертных переживаний.
[26]
