— Из-за жандармов?
— Точно. Я вышел с ходатайством к следственному судье Келли, который сам настаивал перед прокурором Республики на слиянии дел и работе в сотрудничестве. Но решение принято не было… А у нас нет времени ждать, пока закончится бумажная волокита…
* * *
Аббревиатура Высшей парижской школы микроэлектроники, ESMP, господствовала над короткой авеню Фош, где терялись отдельные деревья и подобие зелени, посаженной рукой человека. Вдоль стен университетского ресторана, на поперечной улице, трубили слоны с цилиндрическими пачками из-под стирального порошка вместо ног, картонными и тряпичными ушами и хоботом из полистирола. Полным ходом шли розыгрыши. TVA и TTVA
[43]
не знали удержу, опрокидывая литры рыбного супа на многострадальные шевелюры новичков. Залпы игривых песен, университетские гимны громко раздавались из глоток, куда щедро устремлялась пена для бритья.
— Эти шутки могут плохо кончиться, — заметил Кромбе, прыгая на своих костылях.
— Розыгрыши никогда не отличались нежностью. Это прямой путь к самым разным злоупотреблениям.
Секретарша сообщила о нашем приходе, и вскоре перед нами появился директор. Огромная голова, сидящая на худой шее, делала его похожим на черепаху, и мое впечатление подтвердилось, когда я увидел его в профиль. У него был такой нос, что в нем мог бы разместиться летний лагерь. Черепаховые очки с большими стеклами торчали над облысевшей головой, как вторая пара глаз. Он отрывисто спросил:
— Полиция, жандармерия, полиция? Вы не могли бы договориться между собой, чтобы всем прийти за один раз? В связи с началом учебного года у меня чудовищно много работы.
Тонкие сосуды торчали у него на шее, как осколки костей.
— Нас интересует один из ваших студентов.
— Студентов-инженеров, — поправил он. — Я вас слушаю, но, пожалуйста, побыстрее.
— Манчини, студент третьего курса.
— Манчини… Манчини… Ах да, ну так что?
— На самом деле, нам бы хотелось, чтобы вы пригласили его к себе в кабинет…
— С какой целью?
— Мы рассчитываем продвинуться в деле Виолен…
— А какая связь с Манчини? Надеюсь, вы не подозреваете кого-нибудь из моих студентов-инженеров? Вы…
— Мы выполняем свою работу. На одну из ваших преподавательниц, Виолен, совершено нападение. Поэтому естественно, что мы направляем свои поиски в эту сторону, поскольку она проводила бо́льшую часть времени с вашими… студентами-инженерами.
— Почему Манчини?
— Пожалуйста, найдите его.
— Вы попали в разгар розыгрышей. В течение трех дней занятий нет… Он должен быть на улице со всеми остальными…
Кортеж слонов переместился во внутренний двор университета, оставив за собой полосу пены для бритья, тухлых яиц и разных соусов.
— Вот черт! — бросил Кромбе. — Их можно было бы выследить по одному только запаху. Воняет вьетнамским рыбным соусом…
TVA в белых халатах вопили в мегафоны, а бедные слоны наступали вперед или валились один на другого, образуя гигантский слоеный пирог.
Какой-то студент спокойно покуривал в уголке. Мы выбрали его в качестве собеседника. Кромбе доставил себе удовольствие завязать беседу:
— Мы бы хотели поговорить с Альфредо Манчини.
— С Альфредо? Я его сегодня не видел.
— Разве он не должен быть здесь?
— Должен. Пропускать розыгрыш совсем не в его стиле.
— Почему?
Он раздавил каблуком окурок.
— А вы кто? С незнакомыми об этом не распространяются… Попробуйте поискать в другом месте. Может, и я приду…
Этот хренов ультраправый одарил нас насмешливой вызывающей улыбкой. Повернувшись спиной, он продемонстрировал нарисованный пульверизатором на халате гамбургер под названием TVA-бургер, со студентами-первокурсниками вместо котлеты. Он уже было решительно направился к плотной массе слонов, но я положил чугунную руку на его левую трапециевидную мышцу.
— Ай, что за мудак, вы сделали мне больно!
— Слушай меня, невежа, электронщик хренов! — Я сунул ему под нос свое трехцветное удостоверение. — Я комиссар Уголовной полиции Парижа. Будешь грубить, я рассержусь, а меня лучше не злить, спроси у моего коллеги!
Кромбе замахал рукой и округлил рот, словно хотел сказать: «О, только не это! Лучше его не сердить!»
— Комиссар полиции? А что вы от него хотите, от Манчини?
— Ограничься ответом на мои вопросы. Я к тебе на «ты». Это ничего, тебя не смущает?
— Э-э-э… Нет…
— Почему Манчини ни за что на свете не пропустил бы розыгрыша?
— В прошлом году он веселился как безумный… Он довольно изобретателен в этой области, честное слово.
— Выражайся яснее!
Он оглянулся и понизил голос:
— Он придумал Трибунал, такой специальный вечер, на котором судят новичков за их неповиновение или хорошее поведение в течение трех дней.
— Объясни!
— Некоторые первокурсники более строптивы, чем другие. Так вот их во время Трибунала наказывают.
— Что это значит?
— О, ничего страшного! Их запирают в помещения, оборудованные как подвалы, забрасывают потрохами или привязывают рядом с освежеванной коровьей головой…
— Я полагаю, бывают правонарушения?
— Конечно нет! Все по-честному! И все ТVA, бывшие новички, вам подтвердят. Розыгрыш сплачивает курс. Это готовит их к прохождению ожидающих их тяжких лет учебы.
— Что за свинство! — проворчал Кромбе.
Во двор ворвался какой-то слон с бочонками на ногах, его безудержный бег был остановлен внезапной подножкой, и он шмякнулся на землю, как перезрелый арбуз.
— Это ты называешь «по-честному»? — усмехнулся Кромбе, указывая на покалеченного слона.
— Это строптивый… Строптивых надо обуздывать, иначе они сеют смуту, а потом и вовсе можно потерять контроль над стадом.
— Ты уверен, что Манчини там нет?
— Да. Его новичка должны были сбагрить другому TTVA.
— Ты хорошо знаком с этим Манчини?
— Довольно-таки… Но на курсе его не считают особо общительным…
— А что у него с учебой?
— Очень средний студент. Иногда даже отстающий.
— Он посещает занятия Жюли Виолен?
— Мы все посещаем.
— А как он себя ведет?
