Шанс приблизиться к истине ускользнул у меня из-под носа. Но теперь я знал, что не впустую поеду в Ле-Туке…
Глава четырнадцатая
Альфонсо Торпинелли-младший. Змей, вырвавшийся из ада, опасный, любопытный и голодный зверь, попирающий копытами жалких существ, осмелившихся встать на его пути. Человек могущественный, очень могущественный; злой дух, который вваливал миллиарды евро в самый выгодный рынок всех времен — сексуальный.
Он сумел вытеснить из бизнеса своего старого отца, человека респектабельного. Патриарх, пораженный опухолью мозга, в первый раз был прооперирован успешно. Но глиома появилась в другом месте, гораздо более рискованном, что исключало возможность повторного вмешательства. Специалисты пророчили ему не больше четырех месяцев жизни.
Альфонсо Торпинелли подозревали во всех возможных пороках. Торговля женщинами, поставки проституток в страны Востока, педофилия и все, что только может быть порочного в этом мире. Но несчастные, имевшие неосторожность сунуться в его дела, по всей вероятности, уже стали пищей для пяти десятков больших белых акул в Тихом океане.
На эспланаде Ле-Туке взошедшая луна играла с волнами, заставляя их искриться, разбиваясь на мелкие брызги на пустынном пляже. Ближе к отелю «Стелла-Пляж», на краю мола, к которому гроздьями лепились мидии, кричали чайки, занятые сбором с поверхности воды отрезанных и выброшенных рыбаками голов скумбрии. Легкий ветерок с суши поднимал облака песка, оставляя песчинки на крышах запертых кабинок, а потом опять сносил их в море.
В номере я страницу за страницей, злодеяние за злодеянием прочел ксерокопированное сочинение отца Михаэлиса, и тяжелая когтистая лапа тоски обрушилась на мои плечи, как гигантская волна. Я молил Бога, чтобы этот рассказ оказался всего лишь плодом больного воображения, но не мог не думать, что этот кровавый путь действительно существовал… и что, вероятно, Красный Ангел вернулся…
Я молился за этих жертв, которых не знал, за тех женщин, которые встретились с Человеком без лица, я молился за свою жену и своего будущего ребенка. Если бы у меня была лампа, потерев которую я мог вызвать духа, чтобы тот исполнил единственное мое желание, я попросил бы его унести нас отсюда далеко-далеко, на пустынный остров, где не было бы ни телефона, ни радио. Только нас троих, подальше от зловонного дыхания этого мира, подальше от этих обагренных кровью дорог и отвратительных лиц…
Я вновь попытался сплести волокна веревки, скрепить разрозненные части, чтобы образовать прочное соединение, но мне не удавалось… Манчини, Красный Ангел, BDSM4Y… Связанные пороком, действующие в потаенном мире того, чего не следовало видеть, чего лучше не знать, если хочешь жить спокойно.
Я размышлял о находке Элизабет, о том, каким образом литературные разыскания привели ее в объятия отца Михаэлиса. Искал параллели с уликами. Изображение маяка в раме на стене. Фотография фермера, затем письмо, которое направило нас по религиозному следу. Сцена преступления, выражение, приданное лицу Мартины Приёр и позволившее нам уловить его сходство со скульптурой Хуана де Жуаньи. Из него мы сделали заключение о связи жертв, о стремлении покарать болью за боль. Потом при помощи заколки для волос убийца подал мне знак, что держит в заточении мою жену. Затем эта фраза, так очевидно, слово в слово, повторяющая высказывание святого отца-убийцы…
Он манипулировал нами; он намечал ход следствия, ориентируя нас в том направлении, которое сам для нас выбрал. Мы стали частью его дьявольского плана, даже не осознавая этого… Он играл нашими умами и натягивал струны наших душ по своему усмотрению… Он обладал очевидным талантом психолога, коварного интригана…
И если бы только это! Он угадал дар Дуду Камелиа, он понял, что Сюзанна беременна! Всякий раз он обходил меня на полкорпуса, я всего лишь двигался в его смертоносной борозде, не способный совершить обгон. Я преследовал тень, некую сущность невероятной силы…
С другой стороны, Манчини обладал страшной тайной. Тайной, заставившей кого-то совершить еще одно преступление.
В эту ночь я больше не боялся умереть. Мне было страшно никогда не узнать правды…
* * *
Одноглазый страж роскошной виллы Торпинелли обрушился на меня, даже не дав возможности нажать кнопку звонка огромных ворот, ощетинившихся острыми металлическими колючками. Его левую щеку пересекал замысловато изогнутый шрам, теряющийся у кромки закрывающей глаз черной кожаной повязки. Длинные золотистые волосы струились по плечам, придавая ему вид поверженного льва, царя джунглей, в честном поединке получившего смертельный удар лапой. Когда он высунулся из окна, я догадался, что он, должно быть, никогда в жизни не улыбался.
— Что-то подсказывает мне, что вы заблудились, — тихо произнес он, не вынимая руку из-за пазухи.
— Не совсем так. Я пришел, чтобы повидать господина Торпинелли, лучше отца, но можно и сына…
Другой охранник, с рацией в руке, двигался по аллее в нашу сторону. Положив руку на приоткрытую дверцу моей машины, Поверженный Лев спросил:
— Вам назначено?
— Я пришел коротко переговорить по поводу его племянника Альфредо Манчини.
Он вгляделся в мой номерной знак:
— Полиция?
— А вы догадливы! — Я выложил на синий капот машины свое удостоверение, которое не отдал Леклерку. — Центральное управление уголовной полиции Парижа.
Он выстрелил в меня своим одиноким глазом. Его напарник продолжал бормотать что-то в переговорное устройство. Оба они в плечах были шире, чем выстроившиеся в шеренгу члены команды черных баскетболистов. Два асфальтовых катка: один платиновый блондин, а другой — негр с черным, как эбеновое дерево, голым черепом. Установленная на створке ворот камера наблюдения направила на меня свой стеклянный глаз. Механический звук, настройка оптики. Я добавил:
— Альфредо Манчини мертв, а я, понимаете, должен делать свою работу…
— А твоя работа заключается в том, чтобы заигрывать со смертью? — бросил мне здоровенный черный. — Думаешь, вот так запросто и зайдешь?
— Могу прийти с кучей ребят, — ответил я, глядя в камеру. — Но я предпочел бы уладить все мирно, между нами.
Рация прекрасного блондина издала какое-то шипение, он ненадолго отошел в сторону.
Вернувшись, он улыбнулся мне, показав ряд ровных, как клавиши рояля, зубов.
— Пропусти! — обратился он к Эбеновому Черепу. — Проводи его в атриум… Хозяин развлекается.
Они произвели предписанный уставом обыск и изъяли мой старый «смит-вессон», который я обычно хранил под водительским сиденьем машины.
— Заберешь свою игрушку, когда будешь уезжать, — с издевкой бросил мне Красавчик.
— Не попорти себе ею второй глаз, — парировал я, протягивая ему оружие, которое держал за ствол.
Он что-то рявкнул и занял свой пост.
Дом виднелся метрах в трехстах от ворот, за еловой рощей. Пространство оказалось таким огромным, что невозможно было разглядеть его границ, одному Богу известно, существовали ли они вообще, оберегаемые полудюжиной телохранителей. По сравнению с обнаруженным здесь дворцом вилла Плесси больше напоминала спичечную коробку.
