– Ты можешь навещать меня, – сказала няня. – Я живу недалеко. Попросишь миссис Хилл, чтобы она привела тебя ко мне.
Но почему-то у Джулии никогда не было на это времени. Она была слишком занята заботами о Франсин. Оставаясь с Ричардом наедине, она говорила ему, что Франсин пойдет на пользу полный разрыв с Флорой.
– Да и с практической точки зрения тоже, – сказала Джулия. – Ты же не хочешь, чтобы она переняла этот акцент?
Примерно в то время, уже после ухода няни, – Франсин было почти девять, и ей не удалось на процедуре опознать того мужчину, – Ричард прочитал письмо от адвоката бывшего клиента Джулии. Он прочитал его по ошибке, признался в этом и извинился, но при этом робко и с искренним раскаянием попросил объяснить, что все это значит.
– Это значит, что очень мстительный и, должна признаться, неуравновешенный человек наконец-то одержал надо мной победу. Ему с успехом удалось лишить меня практики, и теперь он празднует свой полный триумф.
Последовавшие дальше объяснения вызвали у Ричарда почти такое же негодование, как у его жены. Сын того человека был клиентом Джулии. Это был мальчик десяти лет. Тогда едва не случилась трагедия: вернувшись домой после сеанса с Джулией, мальчик попытался, к счастью безуспешно, повеситься. Отец грозил Джулии судебным иском и был полон решимости довести дело до конца, уверенный, что сможет представить свидетельства ущерба, нанесенного непосредственно ею рассудку мальчика, но в конечном итоге его уговорили согласиться на то, что Джулия выплатит ему две тысячи фунтов и даст обещание впредь не заниматься психотерапевтической практикой.
– Тебе следовало бы бороться, – сказал Ричард.
– Знаю. У меня не было сил. И не хватило храбрости, Ричард. Я была одна – тогда.
Джулия ничего не рассказала о знаменитых психиатрах, которые горели желанием дать свидетельские показания в суде. И ни словом не обмолвилась о том, что мальчик рассказал адвокату отца об ужасах, агорафобии
[18]
и ночных кошмарах, которые были вызваны ее вопросами и предположениями.
– Я все равно могу пользоваться своими знаниями, – довольно весело заявила Джулия. – Есть другие, кто получает от них пользу. Ты и Франсин. Ты не сочтешь меня излишне мелодраматичной, если я скажу, что хочу посвятить свою жизнь Франсин?
* * *
Все дети нуждаются в заботе, и сначала о девочке заботились больше, чем о других детях. Например, отец и мачеха никогда не оставляли ее с чужим человеком, Джулия тщательно подбирала ей школьных друзей, применялась радионяня. Она передавала в спальню Джулии и отца все звуки, по которым можно было бы определить, хорошо ли она спит, не мучают ли ее кошмары. Чтение также находилось под пристальным надзором Джулии, а домашние задания – их было немного – и эссе, которые ей периодически приходилось писать, внимательно изучались на предмет наличия признаков нарушений психики. При Флоре она довольно много времени проводила в уединении, сама с собой. С появлением Джулии Франсин начисто лишилась возможности уединиться.
Именно Джулия обнаружила коробку из-под видеокассеты, и именно это подстегнуло Франсин к решительным действиям. Что удивительно, мачеха не заглянула в коробку, ее внимание сосредоточилось на названии и картинке на крышке.
– «Путешествие по Индии» – замечательная книга, и, думаю, Франсин, что и фильм по ней поставили хороший, – сказала она. – Но мне кажется, что ты еще мала для него. Лучше отложить его до того времени, когда ты сможешь понять его.
– Я не хочу его смотреть, – сказала Франсин. – Я просто хочу, чтобы он у меня был. – И она накрыла рукой коробку.
– Давай я отнесу его вниз и поставлю к остальным фильмам? Мы будем знать, что там он в полной сохранности.
– Он в сохранности здесь, – сказала Франсин как можно тверже и была очень удивлена, когда Джулия выпустила из руки с алыми ногтями коробку и одарила ее сияющей, многоцветной улыбкой: красные губы, белые зубы, голубые глаза слегка навыкате, как у аквариумной рыбки.
Естественно, это было неправдой, то, что она сказала. Коробка и ее содержимое далеки от сохранности. Пока Франсин в школе, ничто не мешает Джулии зайти к ней, взять коробку и заглянуть внутрь. И тогда Джулия обязательно прочтет записи.
Однако сейчас их могла уже прочесть и сама Франсин.
Ею завладело странное нежелание вынимать те листки. Мысль об этом пугала ее. Не так сильно, как одна иллюстрация в толстых «Сказках» братьев Гримм – ведь Франсин точно знала, где она, между сто второй и сто четвертой страницами, и поэтому осторожно переворачивала сразу три страницы, когда читала конкретно ту сказку. Да, не так, потому что она испытывала лишь своего рода неприязнь, желание уклониться от содержания коробки; точно так же Франсин избегела блюда с запахом имбиря.
Так уж случилось, что она читала детскую книжку о греческих мифах, и в одном из них рассказывалось о Пандоре и о том, как та открыла драгоценный ларец и выпустила в мир целый ворох зла. Франсин не верила, что выпустит наружу нечто подобное, если откроет коробку, но даже в десять лет она увидела аналогию. Однако в тот же день открыла коробку и достала пожелтевшие листки бумаги. И впервые поняла, что смотрит на письма.
На верхнем листе адреса не было, зато была дата, один день в марте три с половиной года назад. Франсин прочла начало: «Моя дорогая». И хотя ей больше не составляло труда читать рукописный текст, прочесть этот оказалось невозможно. По какой-то причине – и не знала, по какой именно, – Франсин было страшно читать. Ее взгляд отказывался фокусироваться на валящихся вперед буквах. Она видела только расплывающиеся темные полоски на бледно-желтом фоне, потому убрала листки обратно в коробку, закрыла крышку и сильно нажала на нее, как будто одного щелчка было мало.
В доме не было камина. На улице, где стояли урны, она никогда не бывала одна. Только в школе Франсин оказывалась вне поля зрения любящих глаз Джулии. Она сунула коробку в темно-синий с желтым ранец – такой носили все ученики престижной приготовительной школы, – а на первой перемене достала из нее письма, положила в карман своего пиджачка и вышла на школьный двор. Во дворе – а это был сад с лужайками, площадками для игр, песочницами, мини-зоопарком – собрались все одноклассники, в том числе и Холли, ее лучшая подружка, которая закричала Франсин, предлагая пойти взглянуть на морских свинок.
По дороге нужно было пройти мимо малинового мусорного бака с откидывающейся крышкой – их в большом количестве расставили в этой части сада, чтобы научить детей такому хорошему качеству, как соблюдение чистоты. Франсин на ходу приподняла крышку и быстрым движением сунула под нее письма. Холли все еще звала ее, и та, помахав рукой, побежала к клетке со слепыми пушистыми комочками и их толстой мамашей, окрасом напоминающей черепаху.
На следующее утро, когда Джулия высадила ее у школьных ворот – Франсин стоило огромного труда убедить мачеху, что не надо провожать ее до кабинета, – она шла мимо того малинового бака с откидывающейся крышкой. Быстро оглянувшись по сторонам, девочка убедилась, что Джулия отъезжает, потом приподняла крышку и посмотрела внутрь. Бак был пуст, и кто-то уже закрепил на его краях новый мешок.
