– Родди! – не выдержав, воскликнула Элинор.
Тот резко тряхнул головой.
– О, прости, дорогая. Я сам не знаю, что несу. Все так
перепуталось… Я в полной растерянности…
– Бедняжка Родди… – мягко проговорила Элинор.
Он снова отвернулся и стал теребить пальцами кисточку шторы
и уже совсем другим, нарочито равнодушным тоном спросил:
– Тебе известно, что Мэри Джерард намерена делать дальше?
– Собирается учиться на массажистку. Так она, по крайней
мере, говорит.
– Ясно.
Наступило неловкое молчание. Элинор выпрямилась и решительно
вскинула подбородок. Теперь ее голос звучал властно:
– Родди, я хочу, чтобы ты внимательно меня выслушал.
Он чуть удивленно посмотрел на нее.
– Хорошо, Элинор.
– Я хочу – если ты, конечно, согласишься, – чтобы ты
послушался моего совета.
– И что это за совет?
– Ты ведь на работе не слишком занят? И можешь в любой
момент получить отпуск, да?
– Ну, конечно…
– Тогда сделай вот что: поезжай куда-нибудь за границу,
месяца на три. Один. Заведи новых друзей, посмотри новые места. Давай поговорим
начистоту. Сейчас ты считаешь, что влюблен в Мэри Джерард. Возможно, это так и
есть. Но в данный момент тебе бесполезно говорить с ней о своих чувствах – ты и
сам прекрасно это понимаешь.
Наша помолвка расторгнута, и… и ты поедешь за границу как
человек свободный от обязательств… А месяца через три пусть этот свободный
человек примет решение… К тому времени ты поймешь – любовь это или же просто
увлечение. И если ты будешь совершенно уверен в своей любви, тогда… возвращайся
и снова иди к Мэри и расскажи о своем чувстве. И на этот раз, очень может быть,
она выслушает тебя.
– Элинор, ты чудо! – Он подошел к ней и порывисто сжал ее
руку. – Ты у меня такая мудрая! Такая самоотверженная! И ни капельки
мелочности! Как ты великодушна! Я восхищен тобой – даже еще больше, чем раньше!
Я так и сделаю: уеду, поменяю обстановку – и проверю, действительно ли моя
любовь столь велика или же я просто внушил себе это… О, Элинор, моя дорогая, ты
даже не представляешь, как я тебя люблю! Ты всегда была в тысячу раз
благороднее, чем я. Благослови тебя господь за всю твою доброту.
Он поцеловал ее в щеку и вышел из комнаты. И даже не
обернулся… Возможно, и к лучшему, потому что он не увидел ее лица.
4
Спустя несколько дней Мэри поведала сестре Хопкинс об
открывшихся перед ней перспективах. Эта на редкость практичная женщина горячо
ее поздравила:
– Тебе улыбнулось счастье, Мэри. Возможно, старушка и хотела
сделать для тебя что-нибудь хорошее, но добрые намерения, не оформленные
официально, ничегошеньки не стоят. Ты запросто могла остаться на бобах.
– Мисс Элинор сказала, что в тот вечер, незадолго до смерти,
миссис Уэлман просила ее позаботиться обо мне.
Сестра Хопкинс хмыкнула.
– Может, и так. Но о таких просьбах предпочитают потом не
вспоминать. Я имею в виду родственников. Я всякого навидалась в жизни, уж
поверь. Сколько людей на моей памяти умирали в полной уверенности, что их
дорогой сынок или дорогая дочка выполнят их последнюю волю. Куда там! В девяти
случаях из десяти дорогой сынок или дорогая дочка находили вполне веские
основания, чтобы не уважить желание покойного. Такова уж человеческая натура:
никому неохота делиться своими денежками, если закон не заставляет. Так что,
девочка моя, тебе здорово повезло. Мисс Карлайл почестнее многих других.
– И все же она меня не любит, я это чувствую, – тихо сказала
Мэри.
– И у нее есть на это причины, – резанула сестра Хопкинс. –
Да-да. Не прикидывайся невинной овечкой, Мэри! Мистер Родерик давно на тебя
глаз положил.
Мэри покраснела.
Сестра Хопкинс продолжила:
– По-моему, он здорово втюрился. С первого взгляда. А тебе
он как, тебе он тоже приглянулся?
– Я… я не знаю, – запинаясь, пролепетала Мэри. – Мне в общем
все равно. Но он, конечно, очень симпатичный.
– Гм. Не в моем вкусе. Видать, очень уж привередливый, такой
замучает своими капризами, да и нервный, видать, очень. Такие и в еде чересчур
разборчивы. Нормальные мужчины вообще большая редкость. Так что ты не слишком торопись,
моя дорогая. С твоей внешностью ты можешь себе выбрать и получше. Сестра
О’Брайен на днях говорила, что тебе следовало бы попробоваться в кино. Там
любят снимать блондинок, так все говорят…
– Сестрица, как вы думаете, – тут легкая морщинка пересекла
лоб Мэри, – что я должна сделать для отца? Он считает, что я должна отдать ему
часть этих денег.
– Ни в коем случае! – рассердилась сестра Хопкинс. – Миссис
Уэлман вполне определенно имела в виду тебя, только тебя. По-моему, твоего
папашу давным-давно выгнали бы с работы, если бы не ты. Подобного лентяя свет
еще не видывал!
– Странно, что она, имея такое большое состояние, так и не
сделала завещания. Тогда бы каждый знал, сколько кому причитается.
Сестра Хопкинс покачала головой.
– Так уж устроены люди. Завещание всегда откладывают на
потом. Странно, да?
– И, по-моему, довольно глупо, – сказала Мэри.
В глазах сестры Хопкинс зажглись веселые искорки.
– Ну а ты-то сама уже написала завещание, Мэри?
Мэри удивленно на нее уставилась:
– Я? Нет…
– А ведь ты уже совершеннолетняя, тебе исполнился двадцать
один год.
– Но мне… Мне нечего завещать… хотя сейчас вроде бы и есть.
– Вот именно. И довольно кругленькая сумма, – с легкой
ехидцей заметила сестра Хопкинс.
– Ну да, но куда спешить… – сразу начала оправдываться Мэри.
– Вот видишь? И ты не лучше всех остальных, – назидательно
изрекла сестра Хопкинс. – То, что ты молода и здорова, отнюдь не избавляет тебя
от непредвиденной случайности – любой из нас может попасть под какой-нибудь
шарабан
[14]
или под машину.
Мэри рассмеялась.
– Я даже не представляю, как пишутся завещания.
– Да проще простого. Бланк можно взять на почте. Пойдем
прямо сейчас и возьмем.
