– Брачная запись, это более старое название. Многие в
деревне и по сей день говорят именно так, – заметила сестра Хопкинс.
– Но, сестра… – сдавленным голосом проговорила Мэри.
Собеседница резко вскинула на нее взгляд. И увидела в глазах
девушки отчаяние.
– В чем дело? – быстро спросила она.
– Вы не видите? Сейчас тысяча девятьсот тридцать девятый
год. Мне двадцать один год. В тысяча девятьсот девятнадцатом мне уже исполнился
один год. А это означает… означает, что мой отец и мать поженились только…
только… потом, – с дрожью в голосе проговорила Мэри.
– Ну, даже если и так, что с того? Стоит ли в наше время
из-за этого переживать! – грубовато утешила ее сестра Хопкинс.
– Но, сестрица, как же это…
– Многие парочки отправляются в церковь, когда им уже некуда
деваться, – авторитетно заявила сестра Хопкинс. – Главное – обвенчаться. А
когда – какое это имеет значение?
– Может, поэтому отец никогда меня не любил? Как вы думаете?
– тихо спросила Мэри. – Потому что мать вынудила его жениться на ней?
Сестра Хопкинс прикусила губу, явно не решаясь что-то
сказать. Потом все-таки решилась:
– Мне кажется, было не совсем так. – Она сделала паузу. – Ну
да ладно… если тебя это очень беспокоит, то лучше, наверное, тебе знать правду:
ты вовсе не дочь Джерарда.
– Значит, вот почему!
– Возможно.
На щеках Мэри вспыхнули красные пятна.
– Понимаю, что это дурно с моей стороны, но я рада! Мне
всегда было как-то не по себе оттого, что я не любила отца… А раз он не был
моим отцом, тогда это вполне нормально! Но как вы узнали?
– Джерард до того, как впал в беспамятство, не раз
заговаривал об этом, – сказала сестра Хопкинс. – Я довольно резко его обрывала,
но он все не унимался. Естественно, я не стала бы рассказывать тебе об этом, не
подвернись эта бумажка.
– Интересно, кто был моим настоящим отцом… – тихо произнесла
Мэри.
Сестра Хопкинс открыла было рот, потом снова его закрыла.
Казалось, ей трудно принять некое решение.
Внезапно какая-то тень упала на пол комнаты, и обе женщины
обернулись. За окном стояла Элинор Карлайл.
– Доброе утро, – произнесла она.
– Доброе утро, мисс Карлайл, – отозвалась сестра Хопкинс. –
Денек сегодня действительно приятный!
– Доброе утро, мисс Элинор! – поздоровалась Мэри.
– Я приготовила сандвичи, – сказала Элинор. – Не хотите ли
зайти ко мне и перекусить? Теперь как раз час, а возвращаться на ленч в
гостиницу было бы глупо. Я специально приготовила столько, чтобы хватило на
троих.
Сестра Хопкинс была приятно удивлена:
– Ах, мисс Карлайл, до чего же вы заботливы! И в самом деле,
очень не хотелось бы прерывать работу, а потом снова тащиться сюда из деревни.
Я-то надеялась, мы управимся здесь за утро. И даже пораньше сделала обход своих
больных. Но, похоже, тут хватит хлопот на целый день.
– Спасибо, мисс Элинор, вы очень добры! – тепло
поблагодарила ее Мэри.
Они втроем пошли к дому.
Элинор оставила парадную дверь открытой. Они вошли в
прохладный холл. Мэри слегка вздрогнула. Элинор бросила на нее быстрый взгляд.
– Что случилось?
– О, ничего… просто почему-то стало не по себе. Этот мрак…
после яркого солнца.
– Странно, – тихо сказала Элинор. – Именно это ощущение я
испытала сегодня утром.
Сестра Хопкинс рассмеялась и сказала громким, бодрым
голосом:
– Давайте, давайте, расскажите еще, что в доме водятся
привидения. Я, например, ничего такого не чувствую!
Элинор, улыбнувшись, повела их в гостиную, расположенную
справа от входной двери. Там были подняты шторы и распахнуты окна, поэтому
комната выглядела очень уютной.
Элинор прошла через холл в буфетную и вернулась с большим
блюдом с сандвичами. Она протянула блюдо Мэри:
– Прошу.
Мэри взяла один сандвич. Элинор стояла и смотрела, как
ровные белые зубы девушки погружаются в хлебную мякоть.
Элинор на мгновение задержала дыхание, потом чуть слышно
выдохнула.
Она так и стояла, прижимая блюдо к груди, но затем, поймав
голодный взгляд сестры Хопкинс и увидев ее полуоткрытый рот, торопливо
протянула блюдо ей.
Сама Элинор тоже взяла сандвич и сказала, как бы оправдываясь:
– Собралась приготовить кофе, но забыла купить. Правда, если
хотите, есть пиво.
– Знала бы, принесла бы с собой чаю, – огорченно заметила
сестра Хопкинс.
– В буфетной есть немного чая в банке, – рассеянно
отозвалась Элинор.
Сестра Хопкинс оживилась:
– Тогда я пойду поставлю чайник. Молока, наверное, нет?
– Я немного купила, – сказала Элинор.
– Ну, значит, полный порядок, – подытожила сестра Хопкинс и
поспешно вышла.
Элинор и Мэри остались одни.
И тут же возникла странная напряженность. Проведя языком по
пересохшим губам, Элинор деревянным голосом спросила, чтобы как-то начать
разговор:
– Тебе… нравится тебе работа?
– Да, спасибо. Я… я очень вам благодарна…
Внезапно с губ Элинор сорвался хриплый смешок. Этот смех так
не вязался с ее обликом, что Мэри уставилась на нее в изумлении.
– Тебе вовсе не стоит так пылко меня благодарить, – сказала
Элинор.
– Я не думала… то есть… – смущенно пробормотала Мэри. И
замолчала.
Элинор смотрела на нее таким пытливым и таким странным
взглядом, что Мэри вся съежилась.
– Что-нибудь… что-нибудь не то? – осмелилась спросить она.
Элинор быстро встала и, не глядя на девушку, спросила:
– А что может быть не то?
– Вы… так смотрели… – прошептала Мэри.
– Я? Смотрела? – усмехнулась Элинор. – Прости, пожалуйста.
Такое со мной иногда случается… когда о чем-нибудь задумаюсь.
В дверь заглянула сестра Хопкинс, радостно сообщила: «Ставлю
чайник» – и снова исчезла. На Элинор вдруг напал приступ смеха.
