– «Полли поставила чайник, Полли поставила чайник, Полли
поставила чайник – скоро все будем пить чай!» Помнишь, как мы играли, когда
были детьми?
– Конечно, помню.
– Когда мы были детьми… Как жаль, что невозможно вернуться в
то время… Правда, Мэри?
– А вам хотелось бы? – спросила Мэри.
– Да… да… – страстно произнесла Элинор.
Ненадолго воцарилось молчание.
– Мисс Элинор, вы не должны думать… – вдруг вспыхнув, сказала
Мэри и замолчала, увидев, как напряглась Элинор, как гордо вскинула она
подбородок.
– Что я не должна думать? – холодно спросила она.
– Я… я забыла, что собиралась сказать, – забормотала Мэри.
Тело Элинор расслабилось, как если бы опасность миновала.
Вошла сестра Хопкинс с подносом, на котором стоял коричневый
заварной чайник, три чашки и молоко.
– А вот и чай! – объявила она и тем самым, сама того не
подозревая, разрядила напряженную атмосферу.
Она поставила поднос перед Элинор. Та покачала головой.
– Я не хочу. – И передвинула поднос к Мэри. Мэри наполнила
две чашки.
– Чудесный крепкий чай! – удовлетворенно вздохнула сестра
Хопкинс.
Элинор встала и подошла к окну.
– Вы уверены, что не хотите выпить чашечку чаю, мисс
Карлайл? – настаивала сестра Хопкинс. – Это пойдет вам на пользу.
– Нет, благодарю вас, – тихо ответила та.
Сестра Хопкинс осушила свою чашку, поставила ее на блюдце и
пробормотала:
– Пойду-ка выключу чайник. Я ведь снова его поставила – на
случай, если мы не напьемся.
Она выскочила из комнаты. Элинор отвернулась от окна.
– Мэри… – проговорила она, и в ее изменившемся голосе
прозвучала отчаянная мольба.
– Да? – быстро отозвалась Мэри.
Лицо Элинор помрачнело. Губы сжались. Выражение отчаяния
стерлось, и осталась лишь маска холодного спокойствия.
– Нет, ничего, – сказала она. Тяжелая тишина повисла в
комнате.
«Как все странно сегодня, – подумала Мэри. – Как будто… как
будто мы чего-то ждем».
Элинор отошла от окна, взяла поднос и поставила на него
пустое блюдо из-под сандвичей.
Мэри вскочила:
– О, мисс Элинор, позвольте мне.
– Нет, не надо. Я все сделаю сама, – резко возразила Элинор.
Она вышла с подносом из комнаты. Оглянувшись через плечо,
она увидела у окна Мэри Джерард, юную, полную жизни и красоты…
4
Сестра Хопкинс была в буфетной. Она вытирала лицо носовым
платком. Услышав шаги Элинор, она резко обернулась и воскликнула:
– Какая же здесь жара!
– Да, окно выходит на юг, – машинально ответила Элинор.
Сестра Хопкинс взяла у нее поднос.
– Позвольте, я вымою, мисс Карлайл. Что-то вы не очень
хорошо выглядите.
– О, со мной все в порядке, – сказала Элинор.
Она взяла кухонное полотенце.
– Я буду вытирать.
Сестра Хопкинс сняла нарукавники и наполнила тазик горячей
водой из чайника.
Взглянув на ее запястье, Элинор рассеянно сказала:
– Вы укололи руку.
Сестра Хопкинс рассмеялась.
– Это о розу возле сторожки. Сейчас вытащу шип.
Роза у сторожки… Воспоминания волнами накатывали на Элинор.
Ссоры между ней и Родди – войны Алой и Белой розы
[20]
. Ссоры между ней и Родди
– и заключение мира. Милые, полные веселья, счастливые дни. Волна отвращения к
самой себе вдруг захлестнула ее. До чего же она теперь дошла! Эта черная бездна
ненависти… зла… Она стояла, чуть покачиваясь, и думала: «Я сошла с ума, я
совершенно сошла с ума».
Сестра Хопкинс смотрела на нее с любопытством. «Вид у нее
был очень странный, – будет впоследствии вспоминать сестра Хопкинс. – Говорила,
как если бы не понимала, что говорит, и глаза у нее были такие блестящие и…
тоже странные».
Чашки и блюдца гремели в тазике. Элинор взяла со стола
пустую баночку из-под паштета и положила в воду. Когда она заговорила, то сама
поразилась твердости своего голоса:
– Я наверху отложила некоторые вещи тети Лоры. Вы, наверное,
сможете посоветовать, кому они могут пригодиться в деревне.
– Конечно же, – оживленно отозвалась сестра Хопкинс. – Это и
миссис Паркинсон, и старая Нелли, и бедняжка, у которой не все дома, из
Айви-коттеджа. Это же будет для них просто дар божий!
Они с Элинор прибрали в буфетной. Потом вместе поднялись по
лестнице.
В спальне миссис Уэлман одежда была разложена аккуратными
стопками: нижнее белье, платья, несколько выходных платьев, бархатное вечернее
платье, шубка из ондатры. Шубку, объяснила Элинор, она думает подарить миссис
Бишоп. Сестра Хопкинс с одобрением кивнула.
Она заметила, что соболя сложены в комоде.
«Собирается переделать для себя», – подумала сестра Хопкинс.
Потом еще раз посмотрела на комод. Ей было интересно, нашла ли Элинор
фотографию, подписанную «Льюис», и как с ней поступила, если нашла.
«Забавно, – продолжала она размышлять, – что мы с сестрой
О’Брайен, не сговариваясь, написали друг другу об одном и том же. Никогда бы не
подумала, что такое может случиться. Она наткнулась на фотографию именно в тот
день, когда я написала ей о миссис Слэттери».
Она помогла Элинор рассортировать вещи, вызвалась связать их
в отдельные узлы и потом проследить за их раздачей семьям нуждающихся.
– Я бы помогла вам здесь управиться, – сказала сестра
Хопкинс, – а Мэри тем временем могла бы вернуться к себе и закончить с делами
там. Ей осталось просмотреть бумаги в шкатулке. Кстати, а где она? Может, уже
ушла в сторожку?
– Она оставалась в гостиной… – сказала Элинор.
– Не может быть, чтобы она просидела там все это время. –
Она бросила взгляд на часы. – Ого! Мы здесь, оказывается, почти целый час.
