Родди встал и начал беспокойно метаться по комнате.
– Что я могу сказать? Все случившееся так абсурдно, так
нелепо! Чтобы Элинор – Элинор, которую я знаю с детских лет! – опустилась до
отравления! Это же просто смешно и отдает дешевой мелодрамой! Но как, черт
побери, объяснить это присяжным?
– И вы считаете, что мисс Карлайл не могла совершить ничего
подобного? – бесстрастным тоном поинтересовался Пуаро.
– Ну конечно! Тут просто не о чем говорить! Элинор –
утонченное создание, она умеет держать себя в руках, она вообще очень
сдержанна, в ее характере нет и намека на жестокость. Она умная, чуткая –
никаких низменных страстей. Но эту дюжину тупоголовых присяжных запросто можно
заставить поверить во что угодно! И, в конце концов, надо реально оценивать
ситуацию: ведь им совершенно наплевать на то, что собой представляет
подсудимый; для них главное – показания свидетелей. Факты, факты и еще раз
факты! А факты – против нее!
Эркюль Пуаро задумчиво кивнул.
– Мистер Уэлман, вы человек умный и крайне восприимчивый.
Факты действительно против мисс Карлайл. Но то, что вы о ней говорите – а вы
ведь хорошо ее знаете, – никак не вяжется с тем, в чем ее обвиняют. Так что же
тогда произошло на самом деле? Что могло случиться?
Родди горестно развел руками.
– В этом-то и загвоздка! Просто какая-то чертовщина! Ведь не
могла же это сделать медсестра?
– Она вообще не подходила к блюду с сандвичами – я
досконально это проверял, и подсыпать что-то в чай тоже не могла, ведь тогда
она и сама бы отравилась. И потом, зачем ей было убивать Мэри?
– Зачем вообще кому-то понадобилось убить Мэри Джерард! –
воскликнул Родди.
– Вот тут я пока ничего сказать не могу, – признался Пуаро.
– Никто не желал смерти Мэри Джерард. (Мысленно он добавил: «За исключением
Элинор Карлайл».) Из чего должен следовать логический вывод: Мэри Джерард никто
не мог убить! Но это, увы, не так. Она не просто умерла, она была убита! – И он
чуть-чуть напыщенно процитировал:
Могила домом стала ей,
И свет во мне погас.
[27]
– Простите?
– Вордсворт, – пояснил Эркюль Пуаро. – Я часто его
перечитываю. Быть может, эти строки выражают то, что вы чувствуете?
– Я? – Родди принял гордый и неприступный вид.
– Виноват… вы уж меня простите! – попросил Пуаро. – Очень
трудно быть детективом и оставаться при этом истинным сагибом
[28]
. У вас, у
англичан, существует одно очень удачное выражение: «Есть вещи, о которых не
говорят». Увы, детективу приходится о них говорить! Он вынужден задавать
вопросы, вынужден вмешиваться в личную жизнь людей, в их чувства!
– Неужели это столь необходимо?
– Ну а как иначе прикажете уяснить положение дел? –
решительно, но несколько смущенно спросил Пуаро. – Так что давайте быстренько
отделаемся от неприятных тем, и тогда можно будет больше к ним не возвращаться.
Для многих тут не секрет, мистер Уэлман, что вы были увлечены Мэри Джерард. Вы
подтверждаете это?
Родди рывком поднялся и, подойдя к окну, стал теребить кисть
шторы.
– Да, – наконец произнес он.
– Вы были в нее влюблены?
– Видимо, да.
– И ее смерть разбила ваше сердце…
– Я… я полагаю… я имею в виду… ну, в самом деле, мосье
Пуаро…
Он повернулся – сплошной комок нервов, страшно уязвимое,
загнанное существо…
– Если бы вы мне могли рассказать… только чтобы прояснить
ситуацию… лучше бы нам сразу покончить с этим.
Родди Уэлман опустился в кресло и, не глядя на Пуаро,
заговорил резкими, отрывистыми фразами:
– Это… трудно объяснить. Да и надо ли?
– Ну нельзя же постоянно прятаться от жизни и от – увы! –
неизбежных неприятностей! Вы сказали, что «видимо» влюбились в девушку. Вы что,
в этом не уверены?
– Я не знаю… Она была так хороша… Как сама мечта, как сон…
Да-да, именно мечта! Что-то совсем нереальное! Все это… когда я впервые ее
увидел… мое… ну, мое увлечение ею… Это было похоже на какое-то безумие! А
теперь… теперь все прошло… Будто ничего такого и не происходило.
– Понимаю… – кивнув, сказал Пуаро и добавил: – Вас ведь не
было в Англии, когда она умерла?
– Да, я уехал за границу девятого июля и вернулся первого
августа. Телеграмма Элинор следовала за мной из города в город. И как только я
ее все-таки получил – сразу помчался домой.
– Это известие, наверное, было для вас большим потрясением.
Ведь у вас к этой девушке было серьезное чувство.
– Ну почему так происходит? – В голосе Родди прозвучали
горечь и гнев. – Ни с того ни с сего на тебя вдруг такое обрушивается… То, чего
ты просто не мог представить!
– Увы, такова жизнь! – изрек Пуаро. – Она не позволяет нам
устраиваться так, как нам удобно. Она не позволяет нам укрыться от эмоций и
подчиняться исключительно разуму, а не сердцу! Мы не можем приказать себе: «Я
буду чувствовать то-то и то-то, и не больше». Жизнь, мистер Уэлман, отнюдь не
всегда логична!
– Похоже на то… – тихо согласился Родерик Уэлман.
– Весеннее утро, девичье лицо – и весь твой привычный образ
жизни летит к черту. – Родди вздрогнул. А Пуаро уточнил: – Иногда нас
привлекает не только лицо, но какое-то внутреннее обаяние. Что вы знали о Мэри
Джерард, мистер Уэлман?
– Что я о ней знал? – грустно переспросил Родди. – Не так уж
много, теперь я это понимаю. Она была милой и, как мне кажется, нежной… но, в
сущности, я ничего о ней не знаю, ничего… Вот почему, наверное, я не ощущаю ее
потери…
Его враждебность и настороженность теперь исчезли. Он
говорил просто и естественно. Эркюль Пуаро всегда умел мастерски преодолевать
недоверие собеседника. Родди, казалось, даже почувствовал некоторое облегчение,
получив возможность отвести душу.
– Милая… нежная… не очень умная. По-моему, впечатлительная и
добрая. И еще в ней была утонченность, которую не ожидаешь найти у девушки из
ее сословия.
– Некоторые девушки, часто сами того не желая, наживают себе
врагов. О ней такое можно сказать?
Родди решительно замотал головой.
