– Не забывай, что она очень больна, – сказала сестра
Хопкинс.
Мэри залилась краской.
– Да, конечно. Мне не нужно было ее беспокоить. Но это
постоянно меня тревожит… а тут еще отец… Он так на меня из-за этого злится.
Ворчит, что я строю из себя настоящую леди! Но я ведь на самом деле не хочу
сидеть сложа руки!
– Я знаю.
– Беда в том, что обучение любой профессии тоже всегда стоит
больших денег. Почти всегда. Вообще-то я неплохо знаю немецкий и могла бы
как-то это использовать. Но мне очень бы хотелось стать медсестрой. Мне
нравится ухаживать за больными.
– Запомни, для этого нужно быть сильной, как лошадь! –
скептически изрекла сестра Хопкинс.
– Я сильная! И мне действительно нравится ухаживать за
больными! Мамина сестра, та, что в Новой Зеландии, была медсестрой. Как видите,
это у меня в крови.
– А как насчет массажа? – предложила сестра Хопкинс. – Или
Норлендского медицинского училища?
[6]
Ведь ты любишь детей. Но вообще-то массаж
более денежное дело.
Мэри засомневалась:
– Но выучиться на массажистку дорого стоит, не так ли? Я
надеялась… но, конечно же, это я уж слишком… она и так много для меня сделала.
– Ты имеешь в виду миссис Уэлман? Чепуха! По-моему, она
просто обязана тебе в этом помочь. Она дала тебе шикарное образование, но от
него мало толку. А ты не хочешь стать учительницей?
– Я не слишком умна для этого.
– Ум уму рознь. Послушайся моего совета, Мэри, потерпи еще
немного. По-моему, миссис Уэлман обязана тебе помочь встать на ноги. И, я не
сомневаюсь, она собирается это сделать. Но она так тебя любит, что не хочет с
тобой расставаться.
– Ох! – У Мэри на мгновение перехватило дыхание. – Вы
действительно так думаете?
– Ни капельки не сомневаюсь! Ну сама посуди: несчастная
старая леди, наполовину парализованная, а значит, почти беспомощная. Заперта в
четырех стенах. И ей, конечно, приятно видеть рядом такое молодое, пригожее
существо, как ты. Ты замечательно умеешь обращаться с больными.
– Если вы и вправду считаете, что она… ценит меня, – тихо
проговорила Мэри, – это меня успокаивает… Милая миссис Уэлман! Я очень ее
люблю, очень! Она всегда так хорошо ко мне относилась. Я готова сделать для нее
все, что угодно!
– Лучшее, что ты можешь для нее сделать, – это оставаться
при ней и не морочить себе голову заботами о будущем, – сухо сказала сестра
Хопкинс. – Это долго не протянется.
– Вы имеете в виду… – Глаза Мэри округлились от испуга.
Районная сестра кивнула.
– Она держится замечательно, но хватит ее ненадолго. Будет
второй удар, затем третий. Уж я-то знаю, как это бывает. Потерпи, душенька.
Если ты скрасишь последние дни старой леди, то тем самым сделаешь благое дело.
А все остальное еще успеется.
– Вы очень добры, – промолвила Мэри.
– Вон твой папаша решил выбраться на улицу, и наверняка не
для того, чтобы мирно побалагурить, – проворчала сестра Хопкинс, когда они
приблизились к массивным чугунным воротам.
Сгорбленный старик, прихрамывая, спускался по ступенькам с
крыльца сторожки.
– Доброе утро, мистер Джерард, – весело поздоровалась сестра
Хопкинс.
– А-а! – раздраженно проскрипел Эфраим Джерард.
– Прекрасная погода, – сказала сестра Хопкинс.
– Для вас может быть. А по мне, так ничего прекрасного, –
проворчал старый Джерард. – Разыгралось мое люмбаго.
[7]
– Видимо, это из-за дождей на прошлой неделе. А сейчас сухо
и тепло, и скоро боль у вас как рукой снимет, – пообещала сестра Хопкинс. Ее
профессионально-бодрый тон лишь сильнее озлобил старика.
– Сестры… сестры, все вы на один лад, – огрызнулся он. –
Люди страдают, а вы веселитесь да радуетесь. Вам на них наплевать. И Мэри вот
тоже знай талдычит: буду, мол, медсестрой. Не могла выбрать что-нибудь получше!
Все-таки и по-немецки, и по-французски болтает, и на пианино играет, да и в
школе своей шикарной всяким штукам научилась, и за границей…
– Меня бы вполне устроило быть больничной сестрой, – резко
перебила его Мэри.
– Ага, а еще лучше вообще ничего не делать, верно?
Изображать из себя этакую леди-белоручку! Да ты попросту лентяйка, дорогая моя
доченька!
– Это неправда, папа! – выкрикнула Мэри, и на глазах у нее
выступили слезы. – Как ты можешь так говорить!
Сестра Хопкинс вмешалась в разговор, попытавшись несколько
неловкой шуткой разрядить атмосферу:
– Теперь я вижу, что вам и впрямь с утра неможется, небось
вы и сами не верите в то, что говорите! Мэри – хорошая девушка и хорошая дочь.
Джерард посмотрел на дочь с почти откровенной враждебностью.
– Какая она мне теперь дочь – со своим французским языком и
жеманными разговорами. Тьфу!
Он повернулся и заковылял обратно в сторожку.
В глазах Мэри все еще стояли слезы.
– Вы видите, сестрица, как мне с ним трудно? Он никогда
по-настоящему не любил меня, даже когда я была маленькой. Маме всегда
приходилось за меня заступаться.
– Ну-ну, не расстраивайся, – ласково сказала сестра Хопкинс.
– Тяготы посланы нам, дабы испытать нас. О боже, мне нужно поспешить. У меня
сегодня обход.
Глядя вслед быстро удаляющейся фигуре, Мэри с горечью
думала, что по-настоящему добрых людей не бывает и ей не от кого ждать помощи.
Сестра Хопкинс, при всем ее сочувствии, отделалась несколькими прописными
истинами, преподнеся их как откровение.
«Что же мне делать?» – в отчаянии думала Мэри.
Глава 2
1
Миссис Уэлман лежала на высоко взбитых подушках. Дыхание ее
было чуть затруднено, и она не спала. Ее глаза, все еще темно-синие, как у
племянницы Элинор, были устремлены в потолок. Это была крупная, грузная женщина
с красивым орлиным профилем. Гордость и твердость отражались на ее лице.
Ее взгляд заскользил по комнате и остановился на хрупкой
фигурке у окна. В синих глазах мелькнула нежность и легкая тревога. Наконец она
позвала:
