– Значит, себе дороже. А со мной…
– Вы просто фараон, – неожиданно заявляет щенок, дернув себя за ухо.
– Откуда ты знаешь? – Субисаррета так удивлен, что невольно повторяет жест щенка.
– Фараонов я чую за километр. Скажете, нет?
– А тот тип? – недавнее желание прищучить мальчишку полицейским удостоверением растаяло, как дым. – Он не фараон?
– Он тот, кто не нравится фараонам. Кого фараонам отродясь не поймать.
Поймать самого мальчишку не составит большого труда, его и инспектора разделяет всего лишь несколько ступенек. Но сейчас Субисаррету занимает совсем не это. И даже не то, что засранец так быстро раскусил его. А вот что означают его слова – «отродясь не поймать»? До сих пор у Субисарреты и в мыслях не было «ловить» Исмаэля, хотя бы и на вранье. Он показался Икеру честным человеком, которому нечего скрывать. Абсолютно лояльным.
Контактным.
Гораздо более контактным, чем его русская спутница.
– На чем он приехал сюда?
– Уж точно не на автобусе.
– На такси?
Мальчишка пожимает плечами:
– Уехали они отсюда на Викторовой колымаге.
– Вдвоем?
– Я ведь уже говорил.
– Может быть, к ним подсел кто-то третий? Молодая женщина?
– Не было никакой женщины. Ни молодой, ни старой.
– А что они делали перед тем, как сесть в машину?
– Ничего. Вышли из подъезда и тут же укатили.
– А как вел себя Виктор?
– Не понял? – мальчишка снова дергает себя за ухо.
– Ну, может быть, он был взволнован? Испуган? Удивлен?
– Да нет. Виктор и есть Виктор. Он странный.
– Он вел себя странно?
– Он вел себя как обычно. Жрал свои конфеты, только и всего.
– В этом заключается странность? В конфетах?
Ум цыганского засранца безнадежно проигрывает интуиции, уж не подстегнуть ли его работу небольшим денежным вливанием? Взвесив все за и против и вспомнив презрительную кличку Фараон, Субисаррета решает воздержаться.
– А что он такого сделал, Виктор? – задавать вопросы намного проще, чем отвечать на них, вот мальчишка и решил облегчить себе жизнь.
– Ничего.
– А черномазый?
– Почему ты называешь Виктора странным?
– Потом сами поймете.
– Когда это «потом»?
– Мы пришли.
Квартира Виктора находится не на лестничной площадке четвертого этажа, куда выходят еще две двери, она расположена на полпролета выше. Огрызок лестницы упирается в деревянную высокую дверь, очень узкую, больше похожую на дверцу платяного шкафа.
«41-Б» выведено мелом на дверце. Мусора здесь даже больше, чем на главной лестнице, и он… выглядит каким-то несвежим. Как будто лежит здесь не одно десятилетие.
– Я пошел, – заявляет цыганский засранец.
– Погоди… Когда он вернулся домой?
– Виктор?
– Да.
– Не знаю, я его со вчерашнего дня не видел. И его колымагу тоже. Обычно она стоит напротив подъезда.
– Ты смог бы опознать того типа?
– Легко. Только он здесь вряд ли появится.
– Откуда ты знаешь?
Ответом Икеру служит топот сбегающих по лестнице ног. Спустя минуту подъездная дверь громко хлопает и Субисаррета остается один на один с дверью квартиры «41-Б». Искать кнопку звонка бесполезно, ее здесь просто нет. Прежде чем постучать, Икер прикладывает к двери ухо: за ней царит мертвая тишина.
Исмаэль (если это действительно был Исмаэль) и Виктор Варади – не друзья. Что сказал инспектору Исмаэль об утренней встрече на ресепшене? Он и Виктор перебросились парой слов о красоте Сан-Себастьяна, портье посоветовал саксофонисту посетить Аквариум, что еще? Ах, да: «Кажется, его звали Виктор. Во всяком случае, это имя было написано у него на бейдже». Просмотренная Субисарретой пленка подтверждает показания Исмаэля. Он действительно вернулся в отель около семи утра и ненадолго задержался у стойки. Постоял несколько минут, облокотившись на нее и склонив голову набок. Виктор отреагировал на пришедшего так же, как отреагировал бы и Аингеру, и любой другой из персонала: почтительное внимание, дежурная улыбка, никаких других эмоций на лице не прочитывается. Жаль, конечно, что разговор, пусть и короткий, записан не был, но вряд ли оба молодых человека говорили о чем-то судьбоносном. О чем-то таком, ради чего имело смысл приехать в Ирун, внедриться в сомнительный цыганский квартал, подняться по захламленной лестнице и выдернуть портье из квартиры. Ни Аквариум, ни другие достопримечательности Сан-Себастьяна этого не стоят.
А что – стоит?
Если это был Исмаэль, почему он не сказал инспектору о визите сюда? Почему упирал на то, что в состоянии идентифицировать Виктора Варади лишь по бейджу на рубашке? В любом случае, отправиться на поиски малознакомого человека Исмаэля могли заставить лишь крайние обстоятельства. Связаны ли они с променадом Виктора на второй этаж, – в то самое время, когда произошло убийство?..
На стук в дверь никто не отвечает, ни единого шороха за дверью.
Подъезд, до сих пор живший своей жизнью, тоже притих в ожидании: что-то теперь ты будешь делать, инспектор? Вторжение в чужое жилище – уголовно наказуемое деяние, а санкции на обыск у Субисарреты нет. Неужели придется убраться восвояси, поджав хвост?
Как бы не так!
С замком Икер справился довольно быстро, мысленно похвалив себя за то, что прихватил конфискованные когда-то отмычки. Но прежде чем толкнуть дверь в жилище Виктора Варади, бросил взгляд на лестничные пролеты.
Никого.
Неприятных объяснений можно не опасаться, но даже если за ним и наблюдают, местные жители не из тех, кто станет беспокоить звонками полицию. Тем более из-за такого пустяка, как гипотетическое квартирное ограбление. Вот если в квартире окажется сам хозяин – щекотливой ситуации не избежать.
Да и черт с ним.
У Икера найдется о чем поговорить с ним помимо открытой с помощью воровской отмычки двери.
Просочившись внутрь и плотно прикрыв дверь за собой, Субисаррета перевел дух и огляделся: никаких сюрпризов при входе и планировка довольно стандартная – маленький тесный коридор и две двери, выходящие в него. Одна из дверей приоткрыта, за ней угадываются очертания совмещенной с салоном кухни: мойка, переполненная грязной посудой, и боковая панель холодильника.
В коридоре не было ничего интересного: вешалка, обувница и какой-то постер на стене. Единственное, что удивило Субисаррету, – обилие шляп на вешалке. Он насчитал целых пять, все одного фасона: мягкий фетр, обвитый лентой, не слишком широкие поля. Три глубокие вмятины на тулье. Фасон называется «федора», он давно вышел из моды. Даже во времена Икерова детства «федора» казалась безнадежным ретро, таким же как и Жюльетт Греко. Но деду Икера было плевать на быстротечность моды, вот он и слушал Жюльетт.
