Энеко, похоже, не слишком доволен, что его осадили столь бесцеремонно. Он еще сильнее хмурит и без того насупленные брови и скребет пальцами по зверюшкам на свитере. Субисаррета же пытается представить это скорбное существо за университетской кафедрой – выходит не очень убедительно. Вряд ли по Монтойе сохнет женское поголовье аудитории: никакой харизмы, никакого обаяния, бедный-бедный Санта!..
– Ибога подкрадывается к человеку на мягких лапах, инспектор.
– Как это?
– А как подкрадывается леопард, примерно представляете?
– Если только примерно. Он не слышен и не виден, и его присутствие обнаруживаешь только тогда, когда он оказывается у тебя за спиной. Я прав?
– Только ибога никогда не останавливается за спиной. Она проникает в самую душу.
– Все это чрезвычайно поэтично, – Субисаррета поморщился. – Но не обнажает сути.
– Я не медик, не нарколог и не психиатр, но, если хотите… Извольте. Вам знакомо понятие «метаболизм»?
Еще один подарочек, выпавший из оленьей упряжки умника. Само слово не вызывает у инспектора никаких возражений, кажется, он неоднократно слышал его, хотя и не применял в повседневной речи. Площадь Ласта залита солнцем, яхты у пирсов покачиваются на волнах, – можно ли считать это метаболизмом?..
– Э-э… Что-то припоминаю…
– Не стоит казаться умнее, чем вы есть, инспектор, – неожиданно лягнул Субисаррету Энеко. – Метаболизм – это всего лишь обмен веществ. Набор химических реакций, необходимый для поддержания жизни в организме. Так вот, при приеме небольшой дозы ибоги, метаболизм замедляется.
– А это хорошо или плохо?
– Это ведет к снижению частоты пульса и понижению температуры тела. А это, в свою очередь, сказывается на продолжительности жизни.
– Она увеличивается?
– Да.
– Намного?
– Существенно, скажем так.
Шепни об этом на ухо мертвому Альваро-Кристиану, умник!
– Что-то я не видел, чтобы городские аптеки были завалены эликсиром вечной жизни на основе вашего африканского чуда.
– Оно такое же мое, как и ваше…
– И по телевизору об этом не объявляли.
– Видите ли, влияние ибоги на человека до конца еще не изучено. И в профессиональной среде отношение к ней, мягко говоря, неоднозначное. Но когда я говорил о замедлении метаболизма, я имел в виду малые дозы.
– Они же стимулируют нервную систему, не так ли? – об этом Субисаррете в телефонном разговоре сказал Иерай, оставалось только воспроизвести сказанное, что инспектор и сделал.
– Такой эффект тоже имеется.
– С этим все понятно. Переходим к дозам побольше.
– Видения, – Энеко снова поднял палец, и лишь сейчас Икер заметил, что ноготь на нем не пострижен, а обгрызен. – Дозы побольше вызывают самые разнообразные видения.
– Галлюцинации, да?
– То, что обычно называют «трипами». Психоделическим путешествием в глубины подсознания. Не буду мучить вас примерами, скажу только, что речь идет о переживании неких мистических состояний и изменении восприятия мира. Восприятия визуального, пространственного, эмоционального. Само качество мышления изменяется, не говоря уже о том, что возникают трансперсональные переживания.
– Трансперсональные? – старательно повторил Субисаррета.
– Выход сознания за пределы физического тела.
– Это, как если бы я… посмотрел на себя со стороны?
– Упрощенно – да.
Что увидела бы Рита Хейворт, посмотрев на себя со стороны… хотя бы холодильника в норе Виктора Варади?
Саму нору – раз.
Старый плакат со своим собственным изображением («Rita has never been sexier»), старый телефон (ring-ring-r-ring), старое шмотье, размазанное по стене и… окно с видом на стоянку, где идет винтажный дождь.
Дождь не прекращается ни на секунду: в реальной жизни такого не бывает, но если ты сам смотришь на себя со стороны, почему бы и дождю не сделать то же самое? Он вышел из собственной оболочки, и оболочка, оставшись в одиночестве, предается своему извечному занятию: льет, льет, льет. Ничего другого она не умеет.
Дождь в окне, неоновый свет никогда не существовавшего отеля – суть измененная реальность. Неизвестно, как в ней существует Рита Хейворт, но Субисаррете там было неуютно. Неуютно еще и потому, что простодушный, прочно стоящий на земле Микель ничего противоестественного не заметил. В окне он видел летний день, а Субисаррета – дождливую осеннюю ночь, и это отравляет существование. Переводит и без того запутанное дело об убийстве Альваро-Кристиана в разряд мистических историй, которыми любит потчевать своих читателей мастер инфернальных ужасов Стивен Кинг. Минуту назад Энеко Монтойя разглагольствовал относительно мистических состояний, связанных с приемом ибоги…
Но Субисаррета к ибоге и близко не подходил!
Он не набрасывался на недоеденный Виктором стейк, не пил из горла его виски, не поглощал в неумеренных количествах его мармеладки, – куда еще (гипотетически) можно засунуть ибогу? И в каком виде она вообще существует? – спиртовая настойка, таблетки, куски корня, которые издали можно принять за лакричные тянучки?
Субисаррета с детства терпеть не может лакрицу, и… он сегодня даже не завтракал! В любом случае объяснить наличие сраных хлябей в окне с точки зрения не только полицейской, но и обычной логики – невозможно.
Не-воз-мож-но.
– …Вы неважно себя чувствуете, инспектор? – спросил Энеко.
– Почему?
– Вы побледнели.
– Все в порядке.
– Тогда я продолжу?
– Конечно. Но сначала скажите мне, в каких формах ее… э-ээ… принимают?
– Про порошок вы уже осведомлены?
– Да.
– По виду он напоминает размолотый гриб, а получают его из коры, которую соскребают с корней. Иногда в ход идут стружки. Можно также пить отвар. В больших дозах ибогу употребляют, чтобы расколоть голову.
– Как?
– «Расколоть голову» – существует и такой термин. Это означает достигнуть состояния транса, чтобы стал возможным контакт с божеством и душами умерших предков.
– Все это и есть видения, не так ли?
– Упрощенно – да.
– Галлюцинации.
– Да.
– А… можно увидеть дождь? – неожиданно для себя спросил Субисаррета.
– Дождь?
– За окном яркий солнечный день, и ты прекрасно об этом осведомлен. Но видишь совсем другое. Дождливые осенние сумерки. Или, к примеру, автомобильную стоянку с мотелем. Про хренов мотель ты тоже в курсе: он давно закрыт. Но там, в сумерках, он все еще работает.