– Не знаю. Не исключено, что его возможности шире, чем кажется на первый взгляд.
Что означает «шире» инспектору никто так и не пояснил, слава богу, хоть с тростью наблюдается относительная ясность. Добрый гений Иерай Арзак выудил из нее максимум, и (это самое главное) вопрос с орудием преступления закрыт.
Когда Иерай вызвал Субисаррету к себе, вид у него был чрезвычайно довольный, а трость лежала перед ним на столе.
– Самой трости лет восемьдесят-девяносто, – сказал Иерай Субисаррете. – Изделие не фабричное, скорее всего, изготовлено каким-нибудь кустарем. Но работа по-своему выдающаяся. Ты говорил, что это дуб?
– Не я. Продавец, у которого она оказалась.
– Так вот, это не дуб. Самшит. Самая твердая порода и самая износоустойчивая. Работа с самшитом требует определенных навыков и мастерства. И, учитывая, как тонко выполнена резьба, этим мастерством наш неизвестный кустарь обладал.
– Он был египтянином? – высказал предположение Субисаррета.
– Необязательно. Данная порода встречается в Марокко, на севере Ирана, на Балеарских островах и даже на Мадагаскаре и в Экваториальной Африке.
– Но набалдашник указывает именно на Египет.
– Ты об Анубисе? Возможно, это было всего лишь пожелание заказчика. За сколько твой старичок приобрел эту трость?
– За сто евро.
– Она стоит существенно дороже. Можно сказать – антикварная штуковина. Но тебя ведь интересует не это?
– Меня интересует, могла ли она использоваться в качестве орудия преступления. Такой вот прикладной интерес.
– Ну что же, я тебя поздравляю. С этой тростью ты попал в десятку. С вероятностью в девяносто девять и девять десятых могу утверждать, что именно этот антиквариат размозжил затылок нашего английского страдальца. После убийства трость обработали довольно небрежно. Всего лишь смыли кровь, а скорее всего, просто обтерли влажной салфеткой: в углублениях остались микроскопические следы волокна. И следы мозгового вещества. И крови тоже, она полностью совпадает по химическому составу с кровью покойного и с кровью на рубашке этого твоего портье. Кстати, как продвигаются его поиски?
– Пока ничего утешительного. Исчез, как сквозь землю провалился. К сожалению, его отпечатков у нас нет.
– Может быть, теперь появятся, – широко улыбнувшись, заявил Иерай. – Я убил на эту трость полдня, но результаты того стоят. Во-первых, отпечатки. Они принадлежат разным людям и довольно качественные… Больше всего их в районе набалдашника, что естественно. Визитная карточка последнего владельца.
– Старик не имеет никакого отношения к делу, его можно исключить сразу.
– Для начала нужно снять с него пальчики, чтобы не путался под ногами. Хотя вряд ли он хватался за нижнюю часть, а именно там имеется один из отпечатков. Думаю, он принадлежит убийце.
– Хочешь сказать, что убийца не позаботился о том, чтобы подтереть за собой?
– Он же не знал, что ты такой везунчик, старина. И что тебе удастся найти иголку в стоге сена. Возможно, его душевное состояние было далеко от идеального и он был просто не в состоянии позаботиться обо всем. Что это вообще был за тип?
– Ты об убийце?
– Об убийце, да. О ночном портье.
– Он – милый.
– Не понял? – Иерай приподнял бровь.
– Все говорят в один голос: он милый, приветливый парень. Совершенно безобидный. Может быть, чересчур закрытый, но уж точно не агрессивный.
– Как-то не вяжется с трупом в номере. И способом убийства.
– Милые и приветливые парни убивают как-то по-особенному?
– Милые и приветливые не убивают вообще, если, конечно, они не сумасшедшие. Раздвоением личности он не страдал?
Он был влюблен в актрису Риту Хейворт и, возможно, считал себя одним из героев фильма с ее участием. И уж точно героем комикса, который сам же и сочинил, но это можно назвать странностью. На психическое заболевание такая странность не тянет.
– Он был вполне адекватен, Иерай.
– Ты как будто его защищаешь, старина.
– Просто не могу представить обстоятельства, при которых он опустил палку на затылок спящего человека. Абсолютно незнакомого ему человека.
– Понятно, – Иерай сочувственно пожевал губами. – Выходит, с мотивами преступления у тебя туговато?
– Глухо. Нет никакой информации о том, что убитый и предполагаемый убийца когда-либо пересекались. Последние несколько лет Виктор… так зовут портье… никуда не выезжал из Сан-Себастьяна. Мало с кем встречался и вел замкнутый образ жизни. Копил деньги на университет…
– А версию с ограблением ты не рассматривал? Копить деньги – довольно муторное занятие, особенно если зарплата оставляет желать лучшего. Вряд ли персонал средненькой гостиницы купается в роскоши. Вот его и попутал бес, Виктора.
– Исключено.
– Бумажника жертвы мы так и не нашли.
– Бумажник нашелся. Причем с кредитками.
– Ну, воспользоваться кредиткой, не зная пин-кода, довольно проблематично. Что, если у покойного имелась большая сумма в наличных?
– Ну и как ты себе это представляешь, дружище? – усмехнулся Субисаррета. – Некто заселяется в гостиничный номер, волоча за собой прозрачный пакет, набитый пачками евро?
– Зачем же утрировать?
– Если не пачки в прозрачном пакете, что тогда? Золотые запонки? Перстень на мизинце с бриллиантом в миллион карат?
– Бриллиантов в миллион карат не существует, – Иерай скорчил недовольную физиономию.
– Ограбления по твоему сценарию – тоже.
– Я просто ищу логическое объяснение…
– Я тоже. Насколько убийство вообще может быть объяснено логически.
– Иногда логика отсутствует напрочь, не мне тебе рассказывать. Ладно, давай вернемся к трости. Тебя ведь с самого начала интересовали отпечатки на середине трости? Большой, средний и указательный пальцы. Так?
Именно ими Улисс поднял трость на горе Ургуль и передал ее старику Касперу, – к счастью Икера и своему собственному несчастью.
– Меня интересуют именно эти отпечатки, да.
– Они принадлежат третьему лицу.
– Я в курсе. И это третье лицо очень важно для меня. Оно важнее, чем все остальные.
– Только не говори мне, что знаешь, кто это.
– Совсем не знаю, но очень хотел бы познакомиться с ним поближе. Не уверен, что пальчики найдутся в базе… Это было бы слишком хорошо, чтобы оказаться правдой, но…
– Не знаю, о чем ты, но попытка не пытка, ведь так? Если тебе еще интересно, то на трости я обнаружил несколько волосков. Кошачья шерсть.
– Кошачья, да-да, – рассеянно произнес Икер.
