Без неё я чувствовал себя ужасно беспомощным.
Ответственность за безопасность и счастье детей лежала на мне. Смогу ли я
справиться с этой задачей? Я не был, бог простит меня, умным человеком. Я
спотыкался, делал ошибки. Если Джудит уничтожит свои шансы на счастье, если она
испытает…
В ужасе я включил свет и сел на кровати.
Что толку думать об этом? Нужно заснуть. Встав с постели, я
подошёл к раковине и с сомнением посмотрел на бутылочку с таблетками аспирина.
Нет, нужно принять что-то более сильное. Я подумал, что у
Пуаро, возможно, есть какое-нибудь снотворное. Я вышел в коридор и в
нерешительности остановился у двери. Всё-таки нехорошо будить старика в такое
время!
Вдруг я услышал шаги и обернулся. По коридору, ко мне
навстречу, кто-то шел. Освещение было тусклым и, пока человек не подошёл
поближе, я не мог видеть его лица и гадал, кто же это. Затем я узнал Аллертона
и замер, потому что он улыбался про себя улыбкой, которая мне очень не
понравилась.
Он посмотрел на меня и удивленно поднял брови.
— Привет, Гастингс, ещё не спите?
— Не могу заснуть, — коротко бросил я.
— И всего-то? Я сейчас всё устрою. Пойдёмте со мной.
Я прошёл за ним в его комнату, находившуюся рядом с моей.
Странное обаяние этого человека побудило меня внимательно к нему присмотреться.
— Вы я смотрю, сами поздно ложитесь, — заметил я.
— Я никогда не был жаворонком. Даже тогда, когда за границей
занимался спортом. Нельзя спать в такие приятные вечера.
Он рассмеялся, и мне не понравился его смех.
Я прошёл за ним в ванную комнату. Он открыл маленький
шкафчик и вынул бутылку с таблетками.
— Вот. Это стоящие таблетки. Будете спать как убитый.., и
видеть прекрасные сны. Удивительные таблетки, они называются «сламберил».
Энтузиазм в его голосе несколько озадачил меня. Может быть,
он был ещё и наркоманом?
— А это... не опасно? — с сомнением спросил я.
— Только в том случае, если много принять. Это один из
барбитуратов, довольно эффективный яд. — Он улыбнулся, неприятно опустив уголки
рта.
— Мне кажется, что это лекарство нельзя достать без рецепта,
— заметил я.
— Вы правы, старина. Не все могут его достать. Думаю, это
было глупо, но я не сдержался и спросил:
— Если не ошибаюсь, вы знали Этерингтона?
И тут я понял, что попал в цель. Глаза его подозрительно
сузились, и он сказал слегка изменившимся голосом:
— О да. Я знал Этерингтона. Бедняга, — Затем, поскольку я
молчал, он добавил:
— Этерингтон, конечно, принимал наркотики. В этом всё дело.
Нужно знать, когда остановиться. Он же не знал. Печальное дело. Жене его
повезло. Если бы не симпатии присяжных, её бы повесили.
Он вручил мне пару таблеток и обычным голосом спросил:
— А вы хорошо знали Этерингтона?
— Нет, — ответил я, не скрывая правды. Какое-то мгновение он
был в замешательстве, как будто не зная, что сказать. Затем повернулся и со
смехом произнёс:
— Забавный тип. Не скажу, что у него всегда был весёлый
характер, но временами в его обществе было приятно.
Я поблагодарил Аллертона за таблетки и вернулся к себе в
комнату.
Когда я снова лёг и выключил свет, я подумал, не сделал ли я
глупость, так как стал абсолютно уверен в том, что Аллертон, почти наверняка,
разыскиваемый нами Икс, а я дал ему понять, что мне всё известно.
Глава 7
1
Моё повествование о днях, проведённых в Стайлзе, должно
быть, несколько сумбурно. Мои воспоминания о них представляют серию разговоров,
отложившихся в моём сознании.
Вначале пришло осознание беспомощности и физической немощи
Эркюля Пуаро. Я действительно верил, что ум его, как сам он подчёркивал,
по-прежнему работал с характерной для него проницательностью, но его физическая
оболочка была настолько потрёпана временем, что я сразу же понял, что мне
придётся быть более активным, чем прежде. Я должен был видеть и слышать за
Пуаро.
Каждый погожий день Кёртисс брал на руки своего хозяина и
бережно относил его вниз, где того уже ожидала коляска. Затем он вывозил Пуаро
в сад и отыскивал место, защищённое от сквозняков. Когда же погода была
пасмурной, он относил его в гостиную.
Где бы ни был Пуаро, к нему постоянно приходили поговорить,
но всё равно это было не так как раньше, поскольку Пуаро не мог уже сам
выбирать себе собеседника.
Однажды, вскоре после моего прибытия, Фрэнклин показал мне в
саду старую мастерскую, которая была наспех превращена в научно —
исследовательскую лабораторию.
Должен заметить, что у меня не научный склад ума, поэтому в
рассказе о работе доктора Фрэнклина я могу не совсем верно употреблять термины,
чем вызову недовольство специалистов в этой области.
Насколько я смогу судить, как не специалист, Фрэнклин
производил опыты с различными алкалоидами, добываемыми из калабарских бобов,
Physostigma venenosum. Я это понял после его разговора с Пуаро. Джудит,
пытавшаяся разъяснить мне всё это, была слишком нетерпелива (черта, характерная
для молодёжи) и слишком сыпала медицинскими терминами. Она с умным видом
упоминала алкалоиды: фисостигмин, эсерин, пхисовенин и генесерин и даже
вставила такое невероятно неблагозвучное название как простигмин или иначе
демстилуглеродистый эфир трехгидроокисного триметилового ламмопиума и т. д. и
т. п. Это то же самое, но другими словами. Для меня это было китайской грамотой,
и я заслужил презрение Джудит, когда спросил её, какая человечеству от этого
польза. Подобный вопрос не может не раздражать истинного учёного. Джудит
немедленно бросила на меня презрительный взгляд и пустилась в очередное долгое
и заумное объяснение. Смысл его заключался в том, как я понял, что некоторые
малоисследованные племена аборигенов Западной Африки обладали удивительным
иммунитетом к таинственной, смертельно опасной болезни, названной, как мне
помнится, «джорданитис», по имени некоего энтузиаста, доктора Джордана, впервые
обнаружившего её. Это было чрезвычайно редкое тропическое заболевание, которое
в ряде случаев приводило к гибели белых людей.
Я не удержался и, несмотря на боязнь вызвать ярость Джудит,
заявил, что лучше было бы найти какое-нибудь лекарство, которое позволило бы
лечить осложнения после кори!
С печалью и презрением Джудит заметила, что не благодеяния
человечеству, а расширение человеческих знаний — единственная цель, достойная
уважения.
