Я взглянул под микроскопом на некоторые срезы, изучил
фотографии аборигенов Западной Африки (довольно занимательное зрелище),
посмотрел краем глаза на усыплённую в клетке крысу и поспешил на воздух.
Как я уже упоминал, какой-то интерес во мне смог вызвать
лишь разговор Фрэнклина с Пуаро.
— Вы знаете, Пуаро, — сказал Фрэнклин, — это вещество скорее
должно было заинтересовать вас, а не меня. Это «бобы испытания». Они
предназначены для доказательства вины или невиновности. Западно-африканские
племена слепо верят в это, по крайней мере, так было раньше. Они просто жевали
их, абсолютно уверенные в том, что умрут, если виновны, или же останутся жить,
если невиновны.
— Итак, увы, они умирали?
— Да, но не все, так как существуют два различных вида этих
бобов, но только они настолько похожи, что едва можно уловить разницу. Но
разница есть. В обоих видах содержится психостигмин и генесерин и пр., но в
бобах второго типа можно выделить, как мне кажется, ещё один алкалоид, действие
которого нейтрализует эффект других. Более того, бобы второго типа принимают
представители племенной верхушки во время тайного ритуала. Люди, съевшие их,
никогда не заболевают «джорданитисом». Этот третий алкалоид оказывает
прекрасное воздействие на мускульную систему, без всяких вредных последствий.
Это ужасно интересно. К сожалению, чистый алкалоид очень неустойчив. Тем не
менее, я получил определённые результаты. Но необходимо расширять исследования
— там, прямо на месте. Эту работу следует довести до конца! Да, клянусь чёртом,
это… Я продам свою душу…
Фрэнклин неожиданно замолчал, затем усмехнулся.
— Простите. Я слишком увлечён всем этим!
— Да, — спокойно заметил Пуаро, — это, конечно, сделало бы
мою работу значительно легче, если бы я мог так просто определить вину или
невиновность. Ах, если бы было какое-нибудь вещество, подобное этим бобам.
— Да, но ваши тревоги на этом не закончились бы! — сказал
Фрэнклин. — В конце концов, что такое вина или невиновность?
— Думаю, не может быть сомнений относительно этого, —
заметил я.
— Что такое зло? — Фрэнклин обернулся ко мне. — Что такое
добро? Мнения о них складываются по-разному с каждым веком. Вы можете,
возможно, испытывать чувство вины или чувство невиновности. Фактически же таких
критериев нет.
— Не понимаю, как вы это докажете.
— Мой друг, предположим, человек считает, что имеет святое
право убить диктатора или ростовщика, или сводника, или кого-нибудь другого,
кто вызывает в нём душевное негодование. С вашей точки зрения, он виновен, а на
его взгляд — нет. Что толку от «бобов испытания»?
— Однако, — сказал я, — всегда должно быть чувство вины за
убийство.
— Я бы хотел убить многих, — весело заметил доктор Фрэнклин.
— Не думайте, что потом я не смогу спать из-за угрызений совести. Знайте, я
считаю, что необходимо уничтожить примерно восемьдесят процентов человечества.
Без них нам будет лучше.
Он встал и вышел из комнаты, весело насвистывая себе под
нос.
Я хмуро глядел ему вслед. Хихиканье Пуаро вывело меня из
задумчивости.
— Вы похожи, мой друг, на человека, который вдруг наткнулся
на змеиное гнездо. Будем надеяться, что наш друг, доктор, не сделает того, что
проповедует.
— Да, — сказал я, — а если наоборот?
2
После некоторых колебаний я решил, что должен начать с
Джудит разговор об Аллертоне и посмотреть на её реакцию. Она была довольно
самостоятельной девушкой, способной за себя постоять, и мне казалось, что её не
может очаровать мужчина, подобный Аллертону. Я думаю, что в действительности я
сам натолкнул её на этот предмет, так как хотел быть уверенным в своих чувствах!
К несчастью, я не осуществил задуманного. Должен сказать,
что начал разговор довольно неуклюже. Ничто так не задевает молодёжь, как
советы старших. Я старался, чтобы мои слова звучали беззаботно и весело,
однако, мне это не удалось.
Джудит немедленно рассвирепела.
— Что это значит? — гневно спросила она. — Родительское
предостережение против хищника?
— Нет, нет, Джудит, конечно нет.
— Мне кажется, тебе не нравится майор Аллертон?
— Откровенно говоря, да. Думаю, тебе тоже.
— Почему?
— Ну, он не твоего круга, ведь так?
— Что ты имеешь в виду, папа?
Джудит всегда своими вопросами ставит меня в тупик. Я тщетно
пытался увильнуть от ответа.
— Конечно, тебе он не нравится, — несколько презрительно
заметила она. — А мне наоборот. Я нахожу его забавным.
— О, забавным, возможно. — Я старался пропустить её слова
мимо ушей.
— Он очень привлекательный. Любая женщина скажет это.
Мужчинам, конечно, этого не понять.
— Безусловно, — заметил я и довольно неловко добавил:
— Ты вернулась с ним вчера поздно вечером…
Мне не дали договорить. Разразилась буря.
— Брось, папа, не сходи с ума. В моём возрасте я имею право
решать всё сама. Ты не должен вмешиваться в мои дела и советовать мне, кого
выбирать в друзья. Именно это беспардонное вмешательство родителей в жизнь
своих детей так раздражает. Я очень люблю тебя, но я уже взрослая женщина, и у
меня своя жизнь.
Я был так задет за живое этим замечанием, что не смог
ответить. Джудит быстро ушла.
С печалью в сердце я понял, что наломал дров. Я стоял,
погруженный в свои размышления, когда меня окликнул кокетливый голос сиделки
миссис Фрэнклин:
— О чём задумались, капитан Гастингс?
Я был очень рад ее появлению и подошёл к ней.
Сиделка Кравен была необыкновенно симпатичной умной
девушкой. Манеры её были несколько лукавыми и оживлёнными.
Кравен только что усадила свою пациентку на солнечное
местечко, неподалеку от импровизированной лаборатории.
— Миссис Фрэнклин интересуется работой своего мужа? —
спросил я.
Кравен фыркнула и презрительно покачала головой.
— Для неё это слишком умно. Она ведь глупа, вы же знаете,
капитан Гастингс.
— Думаю, что нет.
— Работу доктора Фрэнклина, конечно, может оценить только
человек, знакомый с медициной. Блестящий ум! Бедняга, мне так жалко его!
