Голос её затих. Глубокая и сильная печаль охватила меня. Как
это верно! Ведь мы тоже своего рода коллекция стареющих людей. Седые головы,
седые сердца, седые мечты. Взять хотя бы меня — одинокий, печальный человек,
или женщину рядом со мной — тоже разочарованное создание, или же доктора
Фрэнклина — с его разбитыми амбициями, его жену — жертву болезни, или
спокойного маленького прихрамывающего Нортона, наблюдающего за птицами. Даже
Пуаро, когда-то блистающий Пуаро, теперь уже полный инвалид.
Как всё выглядело иначе в былые годы — в те дни, когда я
впервые оказался в Стайлзе! Эта мысль пронзила меня насквозь, и восклицание
боли и сожаления сорвалось с моих уст.
— Что случилось? — быстро осведомилась моя собеседница.
— Ничего. Меня просто поразил контраст между тем, что было и
что стало. Я ведь был здесь, как вы знаете, много лет назад, в годы моей
юности.
— Понимаю. Тогда здесь, наверное, все были счастливы? Ведь
так?
Странно! Порой воспоминания проходят перед нашими глазами,
как в каком-то калейдоскопе. И именно это случилось со мной сейчас: яркая
вереница воспоминаний, событий.
Я сожалел о прошедшем, но даже в те далёкие времена никто не
был счастлив в Стайлзе. Я вспомнил Джона, своего друга, и его жену, которые
едва сводили концы с концами, Лоренса Кавендиша, постоянно пребывавшего в
меланхолии, Кинсию, увядшую из-за своего зависимого положения, Инглторпа,
женившегося ради денег на богатой, но нелюбимой женщине. Нет, никто из них не
был счастлив. Прошло много лет, но Стайлз по-прежнему приносит несчастье!
— Вас, наверное, раздражают мои сантименты, — сказал я,
обратившись к мисс Коул. — Но это всегда был несчастный дом, он и сейчас такой.
— Нет, нет! Ваша дочь…
— Джудит несчастна, — сказал я очень определённо. — Да,
Джудит несчастна. Пожалуй, только Бонд Каррингтон, — заметил я далее, —
несмотря на жалобы на своё одиночество, доволен жизнью. Да, он очень ею
доволен.
— О да, — резко ответила мисс Коул, — но сэр Уильям не такой
как мы, он отличается от нас. Он из другого мира, мира успеха и независимости.
Ему повезло в жизни, и он знает об этом. Он из другого разряда, разряда
неприрученных.
Меня удивило выбранное ею слово. Я повернулся и уставился на
неё.
— Почему вы выразились именно так? — спросил я её.
— Потому, — произнесла она неожиданно резко, — что это так.
Во всяком случае в отношении меня. Я из прирученных.
— Понятно. Вы очень несчастны, — тихо заметил я.
— Вы же абсолютно не знаете, кто я!?
— Э… Я знаю ваше имя…
— Это не моё имя, то есть я хочу сказать, что это имя моей
матери. Я взяла его после…
— После?
— Моё настоящее имя — Литчфилд.
В течение нескольких минут я не мог уловить сказанного, но
имя мне показалось необычайно знакомым. Затем я вспомнил.
— Мэтью Литчфилд. Она кивнула головой.
— Я вижу, вы знаете всю эту историю. Мой отец был инвалидом
и необычайным тираном. Он не давал нам с сестрами вести нормальный образ жизни,
приглашать домой друзей. У нас не было своих денег. Мы жили как в тюрьме. И затем
моя сестра…
Она замолчала.
— Пожалуйста, не надо продолжать. Это слишком неприятно для
вас. Я всё знаю об этом. Не надо рассказывать.
— Нет, вы не знаете. Вы не можете об этом знать. Мэгги. Это
невероятно! Я знаю, она пошла в полицию, она сама отдалась в руки правосудия,
во всем призналась. И всё же я не могу поверить в это! Я чувствую, что это не
правда, что всё было не так, как она сказала.
— Вы хотите сказать, — в нерешительности произнёс я, — что
всё было не так?
— Нет, нет, — она резко прервала меня. — Не это. Не Мэгги!
Это не похоже на неё. Это была не Мэгги!
Слова сочувствия готовы были сорваться с моих уст, но я
сдержался. Ещё не пришло время, когда я смогу сказать:
— Да, вы правы. Это была не Мэгги…
Глава 9
Должно быть, было шесть часов вечера, когда на тропинке
показался полковник Латрелл. На плече у него было охотничье ружьё. В руке он
держал подстреленных голубей.
Полковник вздрогнул, когда я окликнул его. Казалось, он был
удивлён, увидев нас.
— Привет! Что вы тут делаете? Эти развалины небезопасны.
Что-нибудь может упасть на голову. Наконец, Элизабет, здесь довольно грязно.
— Не стоит беспокоиться. Капитан Гастингс пожертвовал своим
платком, чтобы я не испачкала платье.
— Неужели? — пробормотал в растерянности полковник. — Ну что
ж, тогда всё в порядке.
Он стоял, прикусив губу. Мы поднялись и приблизились к нему.
Его мысли, казалось, были где-то далеко.
— Я с трудом отыскал этих проклятых голубей, — выдавил он из
себя. — И, как видите, сделал несколько удачных выстрелов.
— Мне говорили, — произнёс я, — вы хороший стрелок.
— Да? И кто же это сказал? Наверное, Бойд Каррингтон. Да,
был когда-то не то что теперь. Возраст есть возраст.
— А как насчёт зрения?
Полковник немедленно отклонил это предположение.
— Зрение у меня пока что превосходное. Правда, во время
чтения иногда приходится пользоваться очками, но на расстоянии я по-прежнему
вижу хорошо.
— Да, да, хорошо, — вновь повторил он, спустя пару минут, —
если, конечно, это не касается… — и он неясно что-то пробормотал.
— Какой сегодня прекрасный вечер! — заметила мисс Коул.
Она была права. Солнце клонилось к закату. Его лучи золотили
верхушки деревьев, отбрасывающих резкие глубокие тени. Это был тихий,
безветренный, типично английский вечер, который каждый вспоминает, когда
находится вдали от родины, в каких-нибудь тропических странах. Я высказал эту
мысль вслух. Полковник Латрелл согласился со мной.
— Да, да, также думал и я, находясь, скажем, в Индии. Это
невольно заставляет вас подумать об отставке и покое, разве не так?
Я утвердительно кивнул головой.
— И вот вы возвращаетесь домой, — продолжал полковник
изменившимся голосом, — и все не так, как вы представляли. Нет, не так.
Я подумал, что в отношении его это, в общем-то, верно. Он
ведь не предполагал, что станет владельцем пансионата, из которого будет
выжимать какие — либо доходы. И уж наверняка он не думал, что его любимая жена
будет постоянно ворчать, жаловаться на что-то и пилить его.
