В моей же комнате, поскольку она была небольшой по размеру,
почти не было изменений, только часть её была отделена и превращена в небольшую
спальню. Комната была обставлена дешевой современной мебелью, и это
обстоятельство несколько разочаровало меня. Мне очень хотелось, чтобы
обстановка больше соответствовала архитектуре самого дома.
Чемоданы мои уже были в комнате. Полковник сказал, что
комната Пуаро прямо напротив. Он уже собирался проводить меня туда, как вдруг
из холла внизу раздался резкий крик «Джордж!».
Полковник Латрелл вздрогнул как испуганная лошадь. Рука его
поднялась к губам.
— Надеюсь, всё в порядке. Позвоните, если вам что-нибудь
понадобится…
— Джордж!
— Иду, иду, дорогая.
Он поспешил по коридору. Минуту я смотрел ему вслед, затем,
со слегка бьющимся сердцем, пересёк коридор и постучал в дверь комнаты Пуаро.
Глава 2
По-моему, нет ничего грустнее разрушения, вызванного
возрастом.
Мой бедный друг! Я давал описание его внешности множество
раз. Теперь же постараюсь вам показать те перемены, которые с ним произошли.
Изуродованный артритом, он передвигался на коляске. От прежней его полноты
практически ничего не осталось. Он стал маленьким худым человечком. Лицо его
осунулось и сморщилось. Правда, усы и волосы были ещё чёрными как смоль, но,
откровенно говоря, чувствовалось, что это только камуфляж. Вскоре стало ясно,
что волосы крашеные и что Пуаро носит парик.
Только глаза его по-прежнему излучали ум. Сейчас они
сверкали и блестели от слёз — без сомнения, от чувств, обуревавших его.
— A, mon ami
[6]
Гастингс, mon ami Гастингс…
Я наклонил голову. Он нежно, по привычке, обнял меня.
— Mon ami Гастингс!
Пуаро откинулся назад и оглядел меня, склонив голову немного
набок.
— Да, всё такой же. Та же прямая спина, те же широкие плечи
и седые волосы — tres distingue
[7]
. Знаете, друг, вы неплохо выглядите. Les
femmes
[8]
, они вас ещё интересуют? А?
— Ну что вы, Пуаро, на самом деле, — запротестовал я. —
Должен вам…
— Успокойтесь, дружище, это только проверка, — проверка!
Когда приходят молодые девушки и нежно разговаривают с вами, очень нежно, тогда
конец! «Бедный старичок, — говорят они. — Мы должны к нему хорошо относиться.
Наверное, ужасно быть в таком возрасте!» Но вы, Гастингс, vous etes encore
jeune
[9]
. Так что у вас ещё есть шансы. Вот именно — подкрутите усы, расправьте
плечи, — я ведь всё вижу, — и тогда вы перестанете выглядеть таким неловким!
Я рассмеялся.
— Вы просто невыносимы, Пуаро. Ну, а сами-то вы как?
— Я? — усмехнулся Пуаро. — Я — развалина, рухлядь, не могу
ходить, весь изуродован, скрючен. К счастью, я еще могу сам принимать пищу, но
во всём остальном ко мне следует относиться как к ребёнку: укладывать в
постель, мыть и одевать. Enfin
[10]
, это не так интересно. Хотя моя оболочка
разрушается, сердцевина, к счастью, ещё жива.
— Безусловно. Лучшее сердце в мире!
— Сердце? Возможно, но я не это имею в виду. Мозг, mon cher,
мозг мой ещё работает потрясающе.
Я, по крайней мере, понял только одно: скромность Пуаро
нисколько не пострадала.
— И вам нравится здесь? — спросил я.
— Как сказать, — Пуаро пожал плечами. — Конечно, это, как вы
понимаете, не номер в Ритце. Комната, которую я первоначально занимал, была и
маленькой, и недостаточной обставленной. Я перебрался сюда, почти за ту же
стоимость. Затем кухня. Английская, причём самого худшего типа. Брюссельская
капуста необычайно жесткая и нарезанная огромными кусками, как раз такими, как
любят англичане. Варёная картошка либо жёсткая, либо разваливается на кусочки.
А овощи совершенно переваренные. Полное отсутствие соли и перца в любом блюде,
— Пуаро выразительно замолчал.
— Ужасно, — заметил я.
— Но я не жалуюсь, — продолжал Пуаро, — это последствия, так
называемой, модернизации. Повсюду ванны, краны, а что толку от этого? Почти
весь день, mon ami, едва тёплая вода. А полотенца? Такие тонкие и такие
прозрачные!
— Да, нам есть что вспомнить в прошлом, — вставил я
задумчиво, и мне вдруг представились облака пара от единственного крана с
горячей водой в единственной ванной комнате, бывшей тогда в Стайлзе, где
огромная ванна с боковыми стенками из красного дерева гордо возвышалась прямо в
центре помещения! Я вспомнил также огромные банные полотенца и многочисленные
сияющие кувшины с кипятком, которые стояли в старомодных тазах в каждой
комнате.
— Не стоит огорчаться, — вновь сказал Пуаро. — Я готов
страдать, но ради добра.
Неожиданная мысль пришла мне в голову.
— Послушайте, Пуаро, может у вас не хватает средств? Я знаю,
война сильно ударила по капиталовложениям…
— Нет, нет, мой друг, — быстро успокоил меня Пуаро. — У меня
всё в порядке. Пожалуй, я даже богат, и сюда меня привели не денежные
обстоятельства.
— Что же, тогда прекрасно, — сказал я и продолжал:
— Кажется, я понимаю вас. С возрастом каждый из нас
стремится всё чаще возвращаться к былым дням, пытаясь возродить прошлое. Мне
как-то неуютно в Стайлзе. Всё навевает воспоминания, прежние ощущения и
чувства, которые, как мне казалось, уже совершенно забыты. Думаю, что вы
чувствуете то же самое.
— Ничуть. Как раз наоборот.
— Это были прелестные дни, — печально промолвил я.
— Так вы можете говорить только за себя, Гастингс. Что же
касается меня, то приезд в Стайлз — Сент — Мери был для меня ужасно неприятен.
Я был гоним, ранен и существовал за границей только благодаря милостыне. Нет,
это было невесело. Я не знал, что Англия станет моим домом, и что здесь я найду
своё счастье.
— Я забыл об этом, — сказал я виновато.
— Конечно. Вы всегда приписываете другим те же чувства, что
испытываете сами. Гастингс счастлив — значит, все счастливы!
— Ну что вы, — запротестовал я, смеясь.
— В любом случае, — продолжал Пуаро, — вы улыбаетесь. Вы
оглядываетесь назад. Вы говорите со слезами на глазах: «О, счастливые дни!
Тогда я был молод», но, на самом деле, мой друг, вы не были так счастливы, как
это вам сейчас кажется. Вы были тяжело ранены, страдали от того, что больше не
годны к военной службе, но больше всего вас угнетало пребывание в этом доме.
Кроме того, насколько я помню, вы окончательно запутались, так как влюбились
сразу же в двух женщин.
