— Господа, ситуация такова, что следующая станция еще не скоро. До того как расследованием этого прискорбного происшествия займется полиция, преступник может скрыться. Поэтому предлагаю провести предварительное дознание немедленно. Никто не возражает?
— Я возражаю! — заявил фабрикант. — Только не подумайте, что я чего-то боюсь. Моя совесть чиста. Но я убежден, что такими серьезными вещами должны заниматься специалисты. Непрофессиональными действиями вы только можете бросить тень подозрения на невиновного.
Однако никто не поддержал Ретондова. Общее настроение выразила Князева:
— Доктор прав — мы не можем сидеть сложа руки в ожидании полиции. Ведь если убийца поблизости, он может найти следующую жертву. Никто не знает, какими мотивами руководствуется этот человек.
Сонечка тоже порывисто произнесла, обращаясь к фабриканту:
— Как вы не понимаете, что если где-то рядом притаился опасный маньяк, тогда этот поезд станет фабрикой смерти на колесах!
Принявший на себя полномочия детектива доктор мягко добавил, обращаясь к Ретондову:
— Не беспокойтесь, Савва Игнатьевич, мы не собираемся играть в святую инквизицию и карать подозреваемого сожжением на костре. Наша цель — только предотвратить новое преступление и сделать так, чтобы подозреваемый, если таковой выявится, не мог натворить новых бед или скрыться до появления полиции.
После этого доктор предложил пройти всем в салон. Перед этим по внутренней телефонной связи он сообщил о случившемся коменданту поезда, и тот прислал вооруженного унтер-офицера.
Когда все прошли в салон, доктор запер дверь изнутри и положил ключ себе в карман. После этого он внимательно оглядел каждого из присутствующих. Здесь был даже официант, который приносил чай в купе и теоретически мог подложить записку в чашу. Князева появилась в строгом черном платье с аппликацией в виде розы на груди — доктор только для нее одной сделал исключение, позволив ей задержаться в купе для того, чтобы переодеться. Остальных он постоянно держал в поле зрения.
— Пусть каждый расскажет, какой фант он загадал, а я буду находить эти записки в вазе или же среди распечатанных, — предложил доктор.
— Ну это же наивно! — продолжал протестовать фабрикант. — Как вы не понимаете?! Ведь если убийца не полный идиот, то он наверняка позаботился об алиби в виде второй записки. Да и была ли вообще записка!
На последний возглас раздраженного фабриканта никто не обратил внимание. Однако Сергей сразу взглянул на Сонечку. Странное выражение напряженного беспокойства промелькнуло на ее лице. Но через несколько секунд оно смягчилось, необъяснимая тревога погасла в ее глазах.
— И все-таки я прошу каждого рассказать о своем задании, — ничуть не смутившись от реплики фабриканта, настаивал доктор. — Доверьтесь мне, как профессору неврологии. С кем бы мы ни имели дело: с болезненным воображением не совсем нормального человека или же с холодным изворотливым разумом врага, я надеюсь уличить этого человека в фальши.
Присутствующие один за другим стали рассказывать о своих заданиях. Когда очередь до шла до «кавалера», он неожиданно обратился к фабриканту:
— Савва Игнатьевич, признайтесь же, что бедняга газетчик застрелился из вашего пистолета.
Ретондов снова украдкой взглянул на Соню, потом повернулся к кавалеру.
— И вы имеете наглость это утверждать?!
— Я видел, как вы доставали кобуру из небольшой дорожной сумки.
Ретондов смерил «кавалера» холодным бесстрастным взглядом:
— Вы лжете!
Но доктор сразу ухватился за признание неожиданного свидетеля:
— Вы можете чем-то подтвердить свои слова?
Долго мечтавший оказаться в центре всеобщего внимания молодой мужчина, запинаясь от волнения, торопливо объяснял:
— Как вы знаете, я еду в одном купе с господином промышленником. Случайно я видел кобуру, когда пистолет еще находился в ней. Мне показалось, что в кобуре имелся отдельный кармашек для запасной обоймы.
— Все понятно, — остановил «кавалера» доктор и попросил унтер-офицера сходить за кобурой. Фабрикант тоже порывисто вскочил со своего места. Но присутствующий в зале курьер выхватил из своей кобуры револьвер и наставил на него:
— Сядьте! И без глупостей… Кажется, я поспешил выпить с вами мировую.
Фабрикант плюхнулся обратно в кресло и почти с мольбой посмотрел на доктора. В ответ тот улыбнулся ему неопределенной улыбкой, ни злой, ни доброй, жестом руки предложив дождаться окончания следственного эксперимента. Вскоре вернулся унтер с кобурой. В ней действительно оказалась резервная обойма. При виде ее фабрикант опустил голову.
Доктор вытащил из пистолетной рукоятки обойму и без труда вогнал в нее запасную.
— Что вы на это скажете? — обратился он к владельцу кобуры.
После некоторой паузы Ретондов был вынужден признать:
— Да, это мой пистолет. Я всегда ношу его с собой. Вечерами я часто засиживаюсь допоздна в конторе и привык возвращаться домой пешком, чтобы освежить голову после долгого рабочего дня. Как вы понимаете, на ночных улицах всякое может случиться…
— Это понятно, господин Ретондов, — кивнул доктор. — Меня интересует, как пистолет оказался у Медникова?!
Фабрикант нервно передернул плечами:
— Откуда я знаю! — И оскорбленно: — Не считаете же вы, что это я подложил его господину репортеру!
— Я не следователь и не прокурор, чтобы утверждать, что преступник именно вы, — с сожалением пояснил доктор. — Но до тех пор, пока все не выяснится, мне придется принять определенные меры. Вы должны позволить обыскать себя. Мы должны удостовериться, что при вас нет другого оружия. Вам также придется до ближайшей станции находиться под арестом в отдельном купе. Но вы должны нас понять.
Подчиняясь такому решению, Ретондов позволил унтер-офицеру себя обыскать. Покорно склонив голову, он направился к выходу. Кто-то глядел ему вслед неприязненно, кто-то удивленно, а Князева — с сочувствием. Возле двери арестант остановился и с мольбой в глазах обернулся. Губы у него задрожали.
— Я понимаю, что пистолет — это серьезная улика, и теперь вы не поверите ни единому моему слову. И все-таки, Владимир Романович, Варвара Дмитриевна и вы, господа, прошу вас продолжить эксперимент. Под угрозой моя честь, репутация. Не лишайте меня даже призрачного шанса на оправдание.
Немного подумав, доктор согласился:
— Хорошо. Только предлагаю теперь каждому рассказывать мне не только о загаданном вами фанте, но также о том, как вы оказались в этом поезде и чем занимались в последнее время. Я также буду задавать свои вопросы и считать пульс рассказчика. Вина всегда сопровождается страхом и волнением. Если человеку есть что скрывать, то в результате сильного эмоционального напряжения частота пульса и кровенаполнение артерии обязательно резко изменятся. Мне уже приходилось по просьбе полиции подобным образом вычислять преступников.
