— Я отдам вам свою, — великодушно пообещал арестанту доктор.
— Страсти погубили меня! — пожаловался ему «кавалер», ища сочувствия. — Клянусь своей матерью, я не знаю, откуда у меня взялась злополучная записка, из-за которой погиб журналист!
Фабрикант же был удивлен жалким видом пойманного злодея:
— Ведите же себя, как мужчина! Хватило же вам смелости убить трех человек.
— Но я не убивал! — полным отчаяния голосом воскликнул «кавалер». — Вы же сами, Савва Игнатьевич, недавно находились в подобном положении, когда вас подозревали в преступлении, которого вы не совершали. Почему же вы не хотите понять меня.
Эта реплика заставила промышленника покраснеть. Он сердито буркнул:
— Ничего не поделаешь. Коль влип, сам выбирайся или пропадай!
* * *
Только под утро Сергей смог вернуться в купе, чтобы немного поспать. Сквозь сон ему слышались странные металлические звуки, приглушенные вагонными переборками, словно в одном из купе на пол уронили что-то металлическое и массивное…
Проснулся Сапогов от паровозного гудка. Вагон дрогнул, качнулся и двинулся в путь, все увеличивая скорость. За окнами проплывали еще дымящиеся руины разрушенной ночным авианалетом станции. Незадолго до отправления поезда в купе принесли завтрак. После бессонной ночи все выглядели не лучшим образом, и только фабрикант имел бодрый, отдохнувший вид. Он рассуждал о машине, учинившей ночью настоящую мясорубку, с не меньшим аппетитом, чем поглощал приготовленный специально для него бифштекс с кровью:
— Только творениям графа Цеппелина под силу совершать такие дальние рейды за четыреста — пятьсот верст от линии фронта, — глядя на остовы обгоревших вагонов и груды битого кирпича, не скрывал своего восхищения промышленник. — Пока немцы способны строить такие корабли, мне трудно представить, что их можно победить. Дирижаблям не нужно много горючего. Ни один бомбардировщик на такое не способен. Многодневные рейды в глубокий тыл противника для их экипажей — рутинное занятие. Подобно крейсерам-рейдерам, цеппелины способны появиться в любом месте, нанести мощный удар и безнаказанными скрыться в неизвестном направлении. Англичане, которых веками спасали от завоевателей Ла-Манш и мощный флот, уже не считают себя живущими в неприступной крепости. На большой высоте воздушные левиафаны регулярно пересекают пролив, чтобы бомбить Лондон. И положение британцев, по всей видимости, будет только ухудшаться. Я слышал, что со стапелей верфи Цеппелина уже сошел гигантский дирижабль LZ-104, развивающий крейсерскую скорость 80 верст в час, способный нести девять тонн бомбовой нагрузки на расстояние до 20 тысяч верст. Ему вполне под силу без дозаправки пересечь океан в оба конца — достигнуть берегов Америки и вернуться обратно в Европу. На его борту в специальных ангарах будут храниться пять самолетов. Если германские промышленники в ближайшее же время сумеют построить флот гигантских дирижаблей, то Америка и Англия могут и не устоять. Тогда мне страшно подумать, какое будущее нас ожидает…
* * *
Вскоре после полудня на третий день пути поезд прибыл в Могилев. В вагон важной походкой вошел великолепный офицер с аксельбантом генштабиста через плечо. Он встречал курьера. Новость о гибели гонца обескуражила его. Еще больше он заволновался, когда осмотрел те документы, что уцелели:
— Здесь не хватает самого важного! — не сдержавшись, скандализированным тоном воскликнул при посторонних визитер.
В связи с возникшей чрезвычайной ситуацией отправление поезда было задержано. У входа в вагон немедленно был поставлен солдат-часовой. Началось паломничество людей в форме. Вслед за железнодорожной полицией нагрянула военная жандармерия, затем делегация растерянных полковников из царской ставки. Последними появились двое статных, хорошо одетых мужчин. Черты их лиц были мужественными и резкими. Они были из местной контрразведки.
Как и их предшественники, контрразведчики начали с того, что самым тщательным образом осмотрели все закоулки спецвагона. Они чуть было не выявили сообщника главного подозреваемого, когда один из контрразведчиков обратил внимание на то, что стоящий возле печи проводник что-то ворочает в ней кочергой. Это вызвало подозрение у «охотников на шпионов», которое усилилось, когда они достали из печи несколько не успевших обратиться в пепел обрывков какого-то документа. Строгие офицеры потребовали у железнодорожника объяснений. Перетрусив, проводник признался, что нашествие разного начальства испугало его, и он решил сжечь накладные на полученные продукты, которые успел продать по дороге — хозяину буфета на одной из станций.
Изучив сохранившиеся фрагменты преданного огню бланка, контрразведчики убедились, что мелкий воришка не соврал им. Поле этого они сразу потеряли к нему интерес.
Ничего не найдя в вагоне, сотрудники местной контрразведки взялись за главного подозреваемого. Они обыскали его, попутно распарывая швы на одежде и отрывая подошвы сапог в поисках тайника. Та же участь постигла многие личные вещи предполагаемого шпиона. Однако ничего найдено не было.
Тогда контрразведчики перешли к допросу. Разговор велся в купе, в котором «кавалер» содержался под арестом. Доктора и Сапогова господа из серьезного учреждения попросили присутствовать в качестве свидетелей. У Сергея создалось ощущение, что местные коллеги полковника Гарина знают о его миссии, хотя напрямую они не обмолвились с ним о его задании ни словом.
«Кавалер» напоминал барахтающегося в проруби человека, который отчаянно пытается выползти на хрупкий лед, пока еще есть силы и мышцы не свело судорогой. Но шансов спастись у него было мало, ибо стоящие на краю полыньи наблюдатели тут же сталкивали его обратно в ледяную воду. Во всяком случае, именно так происходящее выглядело со стороны.
— Меня обвиняют без причины! — молил о справедливости «кавалер».
— Без причины? — как будто удивился один из контрразведчиков. — Вы знаете причину не хуже, чем я. Вы говорите, что служите при штабе фронтом. Это так. Но ваша основная деятельность — это шпионаж по заданию второго отдела австрийского генштаба.
— Вы принимаете меня за кого-то другого. Я не шпион, никогда им не был и не буду.
— На человека несведущего ваши слова, возможно, и произвели бы впечатление, но не на нас, — сухо произнес второй контрразведчик. — Не далее как до конца этого дня мы будем иметь убедительные доказательства вашей изменнической деятельности.
— Заверяю вас, вы делаете ошибку! — Всем своим видом и голосом «кавалер» пытался показать, что говорит искренне. Но натыкался на холодное равнодушие.
— Милостивый государь, вы, по-видимому, еще не осознаете всей тяжести вашего положения. Прекратите эти глупые возражения. Вам никто не поверит. Если вы добровольно не выдадите нам похищенный вами из портфеля курьера большой желтый пакет, запечатанный сургучом, ваша участь будет печальна.
Тем не менее «кавалер» продолжал клясться и божиться, что невиновен, и ничего, кроме обнаруженного у него письма, не брал. Тогда один из контрразведчиков с холодным, бесстрастным лицом попросил подозреваемого еще раз подробно рассказать, что он делал минувшей ночью, начиная с десяти часов вечера.
