Доктор был полон раскаяния:
— Сам в ужасе оттого, что накликал беду. Простить себе не могу.
Сергей вдруг услышал приближающиеся шаги и сделал доктору знак, чтоб он замолчал, а сам осторожно, чтобы не выдать своего присутствия, взвел курок револьвера.
Глава 29
Шаги приближались. Сергей осторожно выглянул через крохотную щелочку между краешком занавески и стенкой и чуть не выронил от удивления револьвер. В сторону «электро»-купе неторопливой походкой направлялся его напарник. На ходу ротмистр Дураков грыз семечки, закидывая их себе в рот из правой пригоршни и сплевывая шелуху в левую ладонь. Сергей не мог поверить своим глазам и потрясенно ждал, когда Дураков возьмет документы и тем полностью изобличит себя. Однако, немного не доходя до купе, где находились документы, ротмистр остановился и тихо свистнул. Не переставая лузгать семечки, он немного подождал, затем громким шепотом сообщил:
— Извините, коллеги, но не могли бы вы прервать ваши игры в прятки. Есть неотложный разговор.
Однако Сергей лишь крепче сжал губы и подал знак доктору, чтобы и он тоже не отзывался, ведь обращенное к ним предложение могло оказаться лишь уловкой хитрого профессионала, проверяющего, не ожидает ли его засада.
Тогда Дураков сказал:
— Дорогой Серж, неужели ты полагаешь, что тот, кого ты здесь караулишь, такой простак, чтобы явиться сюда, предварительно не убедившись, что его спутники мирно дрыхнут на своих койках? Ну хватит уж играть в казаки-разбойники.
Дураков подошел к тому месту, где прятались доктор и Сапогов, и резко отдернул занавеску.
— Что у вас тут произошло? Рассказывайте. Только скорее! До Петербурга осталось совсем немного.
Сергею пришлось представить доктору своего напарника в его истинном амплуа, после чего поведать Дуракову о происшествии с пропажей документов.
— Ну что ж, не будем подвергать семейство доктора смертельной опасности, — подумав, заключил Дураков. — Пускай документы попадут к тому, кто их так страстно добивается.
Уже во второй раз напарник пытался помешать Сергею изобличить настоящего преступника. Как тут было не заподозрить его в самом худшем.
Между тем ротмистр помрачнел, озабоченно сдвинул брови и объяснил:
— У меня тоже невеста и матушка проживают в Петербурге, и я не могу позволить, чтобы их забрала чума. А наступление мы все равно выиграем. Никакое преимущество австриякам не поможет против нас.
— Но ведь тысячи солдат погибнут ни за грош! — Изумлению и возмущению недавнего окопника не было предела.
— Война без смертей невозможна, а русские бабы еще нарожают мужичков, — как о чем-то пустяковом брякнул Дураков. Его грубое лицо расплылось в похабной улыбке. Сейчас он всем своим видом удивительно соответствовал собственной говорящей фамилии. И как только Сергей раньше не разглядел в нем полное ничтожество?
— Вы хотите сказать «пушечного мяса», — неприязненно уточнил Сергей, снова перейдя с ротмистром на официальное «вы».
— Называй, как хочешь, — отвернулся к окну ротмистр, явно теряя интерес к продолжению бесполезного разговора.
— Я подам на вас рапорт, — пообещал Сергей. — То, что вы делаете, называется должностным преступлением и даже изменой.
— Это как вам будет угодно. Но пока должен вам напомнить, — не поворачиваясь к Сергею, металлическим голосом чеканил ротмистр, — что я, а не вы, отвечаю за операцию, и потому потрудитесь выполнять мои распоряжения.
Дураков проводил напарника до купе доктора и попросил Ирманова приглядывать за ним. По лицу старика Сергей видел, что тот думает: «Да, мне жаль, что так вышло, но если на одной чаше весов находятся жизни сотен тысяч неизвестных мне солдат и офицеров нашей армии, а на другой всего несколько жизней дорогих мне людей, то я без колебаний сделаю выбор в пользу спасения своих родных. И винить меня в этом нельзя, ибо любой человек на моем месте поступил бы так же».
Остаток ночи доктор бдительно следил, чтобы сосед не улизнул из купе. И только утром они вместе отправились в «электро»-купе. Документов там уже не было, но и пробирку с опасными бактериями неизвестный преступник не оставил, как обещал.
Сергей с укором посмотрел на растерянного эскулапа.
— Ну, что я вам говорил!
Доктор выглядел крайне подавленным. Он чувствовал себя обманутым неизвестным преступником. Тревога за судьбу близких снова начала терзать его сердце.
Сергею стало жаль чадолюбивого главу семейства, и он успокоил его:
— Да не волнуйтесь вы так, Владимир Романович. У этого парня достаточно ума, чтобы понять, что бывают деяния, которые нельзя оправдать никакой военной необходимостью. Скорее всего, он бросит вашу пробирку в печь, как только окажется у своих.
Глава 30
Утро выдалось туманное. За окном в разрывах серо-белой пелены уже мелькали дальние предместья Петербурга. Уставшие от долгой, полной разных превратностей дороги, пассажиры собрались в салоне и коротали последние часы перед прибытием на вокзал за разговором.
Князева, зная, что на перроне ее будут встречать многочисленные корреспонденты и почитатели, снова надела платье, напоминающее по крою русский сарафан, в котором Сергей видел ее в момент их знакомства. Вместо дорогих украшений она приколола на грудь солдатский георгиевский крест, которым очень гордилась. Варвара Дмитриевна много шутила и вообще, кажется, впервые за последние двое суток пребывала в прекрасном легком расположении духа. Чувствовалось, что мысли ее уже находятся в городе, где ее обожают и ждут с большим нетерпением.
Доктора в салоне пока не было. По дороге сюда он сказал Сергею, что ему нужно в туалет. Однако отсутствовал Ирманов довольно долго. Но вот он вошел, как будто чем-то озадаченный, и сразу повел себя как-то странно: вначале сел, однако тут же вскочил, прошелся по салону взад вперед, явно не находя себе места. Наконец подошел к Сергею и, склонившись к самому его уху, заговорщицким тоном предложил:
— Выйдем в курительный салон, мне надо вам кое-что сообщить.
Едва они оказались наедине, доктор извлек из внутреннего кармана пиджака небольшой осколок граммофонной пластинки.
— Это я нашел в купе Князевой под столом. Он забился в дальний угол, и во время уборки его не вымели.
Оказывается, у ученого мужа возникло одно подозрение. И для того чтобы проверить его, он даже решился совершить не слишком благовидный поступок.
— Конечно, надворному советнику и профессору не подобает ползать на четвереньках, да еще в чужом купе в отсутствие хозяина, — с задорным прищуром глядя на Сергея, признался доктор. — Но, ей-богу, не мог устоять. И кажется, не зря! Вы себе представить не можете, какое это счастье снять грех с собственной души. А то у меня такое поганое чувство, будто я Иуда какой. А я ведь в русско-японскую войну ранен был. Не однажды на себе вакцину от опасных инфекций испытывал.
