Уилл медленно и методично гладит меня по плечу, пальцы проскальзывают под майку, нежно обводят контуры моего тела. Уилл убирает ноги со стола и поворачивается ко мне. Лицо его отражает внутреннюю борьбу, но он все-таки наклоняется и прижимается губами к моему плечу. Я обнимаю его за шею и глубоко вздыхаю. Он тяжело дышит, покрывая поцелуями мое плечо, шею, комната начинает вращаться, и я прикрываю глаза. Его губы добираются до моего лица, приближаясь к губам, но тут он вдруг резко отстраняется. Я удивленно открываю глаза и обнаруживаю, что он внимательно вглядывается в мое лицо. Немного помедлив, он все-таки целует меня.
Раньше его поцелуи всегда были осторожными и нежными, а сейчас я ощущаю с трудом сдерживаемую страсть. Его ладони проникают под футболку, обнимают меня за талию. Я отвечаю на его поцелуи с таким же лихорадочным возбуждением, провожу рукой по его волосам и привлекаю его к себе, ложась на диван. Он уже готов прижаться ко мне, но вдруг резко привстает и отталкивает меня.
– Мы должны остановиться. Так нельзя… – зажмурившись, стонет он, откидываясь на спинку дивана.
Я обнимаю его за шею, не обращая внимания на его слова, глажу по волосам, целую и ложусь ему на колени. Он снова обнимает меня за талию, привлекает к себе и отвечает на мой поцелуй еще более страстно, чем раньше.
Уилл прав – с каждым разом становится все лучше и лучше!
Нащупав низ его рубашки, я осторожно тяну ее вверх, на долю секунды наш поцелуй прерывается, и рубашка летит в сторону. Я жадно глажу его грудь и плечи, не отрываясь от губ. Он хватает меня за руки и прижимает к дивану, я ожидаю, что он вот-вот снова поцелует меня, но он отшатывается и вскакивает на ноги.
– Лейкен, вставай! – Он хватает меня за руку и рывком поднимает с дивана.
Я встаю, еще не успев прийти в себя и отдышаться.
– Мы не должны это допустить! – Хриплым голосом произносит он. – Я твой учитель! Теперь все изменилось, мы не имеем права!
Время для такой тирады выбрано крайне неудачно. У меня подкашиваются ноги, и я буквально плюхаюсь на диван, чтобы не упасть. Мне так не хочется, чтобы он жалел о том, что только что произошло между нами. На какое-то время все стало как раньше, а теперь я снова растеряна и не знаю, что делать…
– Уилл, я никому ничего не скажу, клянусь тебе!
– Прости, Лейкен, но это неправильно! – Он ходит по комнате из угла в угол. – Это плохо для нас обоих. Это плохо для тебя.
– Да откуда ты знаешь, что для меня плохо, а что хорошо?! – снова срываюсь я.
– Ты не должна меня ждать! – резко обрывает Уилл. – Я не позволю тебя жертвовать лучшим годом в твоей жизни. Мне самому пришлось слишком быстро повзрослеть, не хочу, чтобы и тебе пришлось оказаться в такой ситуации. Это нечестно! Лейкен, я не допущу, чтобы ты ждала меня!
Его поведение резко меняется, и как только с его губ срывается мое имя – мое полное имя! – мне кажется, что из комнаты откачали весь кислород. Я бы заорала, но у меня совершенно нет сил.
– Не собираюсь я ничем жертвовать, – едва слышно отвечаю я.
Он натягивает рубашку и отходит еще дальше от меня, встает за диваном, опирается на спинку и бессильно опускает голову.
– Моя жизнь состоит из сплошных обязанностей… – не глядя на меня начинает он. – Господи, да ты хоть понимаешь, что я воспитываю ребенка?! Я не смогу поставить тебя на первое место! Черт возьми, даже на второе! А ты… – Уилл медленно поднимает голову и смотрит мне в глаза. – Ты заслуживаешь лучшего, чем третье место!
Я забираюсь с ногами на диван, поворачиваясь лицом к Уиллу, и накрываю его ладони своими:
– Твои обязанности и должны быть для тебя на первом месте, вот поэтому я и собираюсь дождаться тебя. Уилл, ты хороший человек. Именно поэтому я и влюбилась в тебя, и не смей ругать себя за это!
Последняя фраза срывается у меня с губ, и только в этот момент я понимаю, что совершенно не управляю собой. Хотя я не жалею, что сказала это.
Он отталкивает мои руки, уверенно берет меня за плечи и смотрит мне прямо в глаза.
– Ты в меня не влюбилась! – приказным тоном заявляет он. – Ты не имеешь права в меня влюбляться! – еще более жестко добавляет он. Я вижу, как на его скулах играют желваки, и чувствую, что на глаза наворачиваются слезы. – Произошедшее между нами сегодня не должно больше повториться, – бросает он через плечо, подходя к двери. – И не повторится!
А я думаю о том, кого из нас он так отчаянно пытается в этом убедить.
Он выходит из дома, хлопнув дверью, я остаюсь в гостиной одна и хватаюсь руками за живот, меня безбожно тошнит. Если мне не удастся взять себя в руки, то я просто не смогу дойти до дома. Стараясь вдыхать через нос и выдыхать через рот, я считаю от десяти до одного, чтобы хоть как-то прийти в себя.
Этому несложному приему меня научил папа, когда я была еще совсем маленькой. Родители говорили, что у меня случилось «нервное перенапряжение». Папа обнимал меня крепко-крепко, и мы вместе считали от десяти до одного. Иногда я специально притворялась, что у меня истерика, чтобы он обнял меня. Сейчас я многое отдала бы за то, чтобы папа снова оказался рядом и обнял меня…
Дверь открывается, и на пороге появляется Уилл со спящим Колдером на руках.
– Кел проснулся и пошел домой, – тихо шепчет он. – Тебе тоже пора идти.
Я пребываю в полном смятении оттого, что случилось между нами, оттого, что теперь меня охватывает отчаяние, оттого, что он пытается казаться сильным, а я… Я слабая! Схватив ключи со столика, я бросаюсь к двери, но, проходя мимо Уилла, останавливаюсь и тихо говорю, глядя ему в глаза:
– Ну ты и кретин!
А потом выбегаю из дома, хлопнув дверью.
Влетев в свою комнату, я падаю на кровать, вся дрожа от рыданий. Ощущение отвратительное, но зато теперь я знаю, о чем будет мое стихотворение. Схватив ручку, я начинаю писать, то и дело вытирая капающие на тетрадку слезы.
Глава 7
You can’t be like me
But be happy that you can’t
I see pain but I don’t feel it
I am like the old Tin Man.
«The Avett Brothers». Tin Man
[11]
Элизабет Кюблер-Росс
[12]
описывает пять стадий, через которые мы проходим после смерти любимого человека: отрицание, гнев, осмысление, депрессия и принятие.
Во втором семестре прошлого года, когда мы еще жили в Техасе, я выбрала одним из факультативов психологию. На очередном занятии мы обсуждали четвертую стадию, и тут в класс вдруг вошел бледный, как привидение, директор.
