– …ну просто даром, дорогая! Точь-в-точь такая же, какую
Мейбл Льюис привезла из Парижа…
– Поразительно, чего только не наслушаешься! – шепнул Томми.
– Утром я обогнал двух типчиков, которые говорили про какую-то Джейн Финн. Нет,
ты слышала когда-нибудь подобную фамилию!
[6]
Тут как раз две пожилые дамы встали из-за стола и принялись
собирать многочисленные свертки. Таппенс ловко проскользнула на освободившийся
стул. Томми заказал чай с плюшками, Таппенс – чай и жареные хлебцы с маслом.
– И чай, пожалуйста, в отдельных чайничках, – добавила она
строго.
Томми уселся напротив нее. Его рыжие волосы были гладко
зализаны, но некрасивое симпатичное лицо не оставляло сомнений: перед вами
джентльмен и любитель спорта. Безупречно сшитый коричневый костюм явно доживал
свои дни.
Оба они смотрелись очень современно. Таппенс – не то чтобы
красавица, но маленькое ее личико с волевым подбородком и большими широко
расставленными серыми глазами, задумчиво глядящими на мир из-под прямых черных
бровей, не было лишено очарования. На черных, коротко остриженных волосах
кокетливо примостилась зеленая шапочка, а далеко не новая и очень короткая юбка
открывала на редкость стройные ножки. Весь ее вид свидетельствовал о
мужественных усилиях выглядеть элегантно.
Но вот наконец им принесли чай, и Таппенс, очнувшись от
своих мыслей, разлила его по чашкам.
– Ну а теперь, – сказал Томми, впиваясь зубами в плюшку, –
давай обменяемся информацией. Мы же не виделись с самого госпиталя, то есть с
шестнадцатого года.
– Ну что ж! – Таппенс откусила кусок жареного хлебца. –
Краткая биография мисс Пруденс Каули, пятой дочери архидьякона Каули из Малого
Миссенделла, графство Суффолк
[7]
. В самом начале войны мисс Каули, презрев
прелести (и докучные обязанности) домашней жизни, едет в Лондон и поступает на
работу в офицерский госпиталь. Первый месяц: каждый день перемывает шестьсот
сорок восемь тарелок. Второй месяц: получает повышение и перетирает
вышеперечисленные тарелки. Третий месяц: получает повышение и переводится на
чистку картошки. Четвертый месяц: получает повышение и намазывает маслом ею же
нарезанный хлеб. Пятый месяц: получает повышение на следующий этаж с
возложением на нее обязанностей санитарки и вручением ей швабры и ведра. Шестой
месяц: получает повышение и прислуживает за столом. Седьмой месяц: на редкость
приятная внешность и хорошие манеры обеспечивают ей очередное повышение –
теперь она накрывает стол для самих палатных сестер! Восьмой месяц: печальный
срыв в карьере. Сестра Бонд съела яйцо сестры Уэстхевен. Великий скандал!
Виновата, естественно, санитарка. Недопустимая халатность в столь ответственном
деле! Назад к ведру и швабре! Какое крушение! Девятый месяц: опять повышение –
подметает палаты, где и натыкается на друга детства в лице лейтенанта Томаса
Бересфорда (Томми, где твой поклон!), которого не видела долгих пять лет.
Встреча трогательная до слез. Десятый месяц: строгий выговор от старшей сестры
за посещение кинематографа в обществе одного из пациентов, а именно:
вышеупомянутого лейтенанта Томаса Бересфорда. Одиннадцатый и двенадцатый
месяцы: возвращение к обязанностям уборщицы, с коими справляется блестяще. В
конце года покидает госпиталь в сиянии славы. После чего, обладающая множеством
талантов, мисс Каули становится шофером и возит сначала продуктовый фургон,
грузовик, затем генерала. Последнее оказалось самым приятным. Генерал был
молод.
– Кого же из них? – спросил Томми. – Просто тошно вспомнить,
как эти хлыщи катали из Военного министерства в «Савой»
[8]
и из «Савоя» в
Военное министерство.
– Фамилию его я позабыла, – призналась Таппенс. – Но
вернемся к теме. В известном смысле это был мой высший взлет. Затем я поступила
в правительственное учреждение. Какие дивные чаепития мы устраивали! В мои
планы входило испробовать себя на сельскохозяйственных работах, поработать
почтальоншей, а завершить карьеру на посту автобусной кондукторши – но грянуло
перемирие. Пришлось, точно пиявке, присосаться к своему учреждению на
долгие-долгие месяцы, но, увы, в конце концов от меня избавились. С тех пор
никак не устроюсь. Ну, а теперь твоя очередь – рассказывай!
– В моем послужном списке повышений куда меньше, – не без
горечи сказал Томми. – Сплошная рутина, никакого разнообразия. Как тебе
известно, меня снова отправили во Францию. Потом в Месопотамию
[9]
, где я опять
угодил под пулю. Отлеживался в тамошнем госпитале. Потом до самого перемирия
застрял в Египте, поболтался там некоторое время и был демобилизован, как я
тебе уже говорил. И вот уже долгие десять месяцев мучаюсь в поисках места! А
мест нет. Или, если и есть, меня на них не берут. Какой от меня толк? Что я
смыслю в бизнесе? Ровным счетом ничего.
Таппенс угрюмо кивнула.
– А как насчет колонии? – Она вопросительно взглянула на
него.
Томми мотнул головой.
– Вряд ли мне там понравится, и уж я там точно придусь не ко
двору.
– Может, богатые родственники?
Томми еще раз мотнул головой.
– О, Томми, ну, хотя бы двоюродная бабушка!
– Есть у меня старик дядя, который более или менее
преуспевает. Но он не в счет.
– Да почему?
– Он хотел усыновить меня, а я отказался.
– Кажется, я что-то об этом слышала… – задумчиво произнесла
Таппенс. – Ты отказался из-за матери…
Томми покраснел.
– Ну да, представляешь ее положение. Ведь, кроме меня, у нее
никого не было. А старикан ее ненавидел. И хотел забрать меня просто назло ей.
– Твоя мать ведь умерла? – тихонько спросила Таппенс.
Томми кивнул, и ее большие серые глаза затуманились.
– Ты настоящий человек, Томми, я это всегда знала.
– Чушь! – буркнул Томми. – Вот такие мои дела. Я уже на
пределе.
– Я тоже! Держалась, сколько могла. Исходила все конторы по
найму. Бежала по каждому объявлению. Хваталась за любую возможность. Экономила,
скаредничала, во всем себе отказывала! Все без толку. Придется вернуться под
отчий кров.
