– Да, в стене есть отверстие. Вы молодец, что догадались. Но
они про него забыли. Они думают только о том, как бы взломать дверь.
– Да… но, послушайте…
– Подождите.
Она нагнулась, и Томми с изумлением увидел, что она
привязывает длинную бечевку к ручке большого покрытого трещинами кувшина.
Кувшин она осторожно поставила на край люка и обернулась к Томми.
– Ключ от двери у вас?
– Да.
– Дайте его мне. – Он отдал ей ключ, и она продолжала: – Я
сейчас спущусь. Как вы думаете, вам удастся незаметно спуститься до середины
лестницы и затем спрыгнуть так, чтобы оказаться под лестницей?
Томми кивнул.
– Там в глубине стоит большой шкаф. Спрячьтесь за ним, а
конец бечевки держите в руке. Когда я выпущу этих двоих из комнаты, дерните за
нее.
Он не успел ни о чем ее расспросить, потому что она бесшумно
спустилась по лестнице и, подбежав к двери, начала кричать:
– Mon Dieu! Mon Dieu! Qu'est-ce gu'il y а?
[68]
Немец с проклятием обернулся к ней:
– Убирайся отсюда! Ступай к себе в комнату!
Томми бесшумно соскользнул с перекладины под лестницу.
Только бы они не обернулись… Но все сошло благополучно, и он скорчился за
шкафом. Негодяи загораживали ему путь к лестнице, ведущей вниз.
– Ой. – Аннет как будто споткнулась и подняла что-то с пола.
– Mon Dieu, voilа la clef!
[69]
Немец вырвал ключ у нее из рук и отпер дверь. Из нее с
ругательством вывалился Конрад.
– Где он? Вы его схватили?
– Мы никого не видели, – сердито сказал немец.
Он побледнел.
– О ком ты говоришь?
Конрад снова разразился ругательствами.
– Значит, смылся!
– Не может быть! Мы бы его увидели.
И тут с ликующей улыбкой Томми дернул за бечевку. С чердака
донесся грохот рухнувшего кувшина. В мгновение ока его тюремщики, отталкивая
друг друга, взлетели по шаткой лестнице и исчезли в темноте чердака.
Томми молниеносно выскочил из-за шкафа и, волоча за собой
Аннет, бросился вниз по лестнице. В прихожей никого не было. Трясущимися руками
он отодвигал засовы и цепочку. Наконец дверь распахнулась. Он оглянулся, Аннет
исчезла.
Томми прирос к месту. Неужели она опять умчалась наверх? Это
же безумие! Зачем? Он скрипнул зубами от нетерпения, но продолжал ждать. Не мог
же он оставить ее здесь!
Внезапно сверху послышались крики, сначала что-то проорал
немец, а затем раздался звонкий голос Аннет:
– Ma foi
[70]
, он сбежал! И так быстро, кто бы мог подумать!
Томми все еще не двигался. Это приказ ему бежать? Да,
наверно.
И тут она крикнула еще громче:
– Какой страшный дом! Я хочу вернуться к Маргарите!
Маргарите! К Маргарите!
Томми бросился назад к лестнице. Она хочет, чтобы он бежал
один, но почему? Любой ценой он должен увести ее с собой. И тут сердце у него
сжалось. Вниз по лестнице бежал Конрад. Увидев Томми, он издал торжествующий
вопль. Следом за Конрадом неслись остальные.
Томми встретил Конрада мощным ударом в подбородок, тот
рухнул, как бревно. Второй споткнулся о его тело и упал. Томми увидел вспышку,
и ухо ему оцарапала пуля. Нет, прочь из этого дома, и поскорее! Аннет он помочь
не может, но хотя бы рассчитался с Конрадом. Отличный удар!
Томми выскочил наружу, захлопнув за собой дверь. На площади
не было ни души. Перед домом он приметил хлебный фургон. Видимо, в нем его
собирались вывезти из Лондона, и потом его труп нашли бы за много миль от Сохо.
Шофер выскочил из кабины и попытался его задержать. Он тоже получил
молниеносный удар кулаком и растянулся на асфальте.
Томми помчался во весь дух – как раз вовремя. Дверь
распахнулась, и вокруг засвистели пули. К счастью, ни одна его не задела. Он
свернул за угол.
«Надо полагать, стрелять они больше не будут, – подумал он,
– не то им придется иметь дело с полицией. Удивительно, как они вообще
осмелились».
Позади он услышал топот и припустился еще быстрее. Только бы
выбраться из этих переулков, тогда он спасен. Куда запропастились все
полицейские! Впрочем, лучше обойтись без них. Придется объясняться, а это ни к
чему хорошему не приведет. Тут ему снова улыбнулась удача. Он споткнулся о
лежащего посреди тротуара человека, который тут же вскочил и, заорав от ужаса,
кинулся наутек. Томми укрылся под аркой подъезда. Через несколько секунд он с
удовольствием убедился, что оба его преследователя, одним из которых был немец,
энергично устремились по ложному следу.
Он присел на ступеньку и подождал, пока у него восстановится
дыхание. Потом неторопливо пошел в противоположную сторону. Он взглянул на свои
часы. Почти шесть. Уже начинало светать. Он прошел мимо полицейского, стоящего
на перекрестке. Тот смерил его подозрительным взглядом, и Томми почувствовал
законное негодование. Но, проведя ладонью по лицу, рассмеялся. Он же не брился
и не мылся трое суток! Ну и хорош же он, наверное!
Он немедленно зашагал к турецким баням, которые, как он
знал, сейчас были наверняка открыты. Под яркие солнечные лучи он вышел, вновь
став самим собой и обретя способность обдумать дальнейшие действия.
Прежде всего надо поесть. Ведь в последний раз он ел вчера
днем. Томми свернул в закусочную и заказал яичницу с ветчиной и кофе. Поглощая
все это, он просматривал утренние газеты и – чуть не поперхнулся. Целую
страницу занимала статья о Краменине – «человек, породивший большевизм в
России». Краменин только что прибыл в Лондон с неофициальным визитом. Далее
кратко излагалась его биография, а завершалась статья категорическим
утверждением, что именно он был творцом русской революции, а не так называемые
вожди.
В центре страницы красовался портрет.
– Значит, вот кто такой Номер Первый, – сказал Томми с
набитым ртом. – Надо поторопиться.
Расплатившись, он отправился в Уайтхолл
[71]
и попросил
доложить о себе, добавив, что дело не терпит отлагательств. Через несколько
минут он был уже в кабинете человека, которого здесь называли совсем не
«мистером Картером». Хозяин кабинета строго сказал:
