Он подошел к площадке лестницы и крикнул что-то вниз. Через
минуту возвратился, держа в руках небольшой холст, который и водрузил на другой
стул.
– Вот, – сказал он. – Церковь в Нормандии.
– Да, вижу. Примерно то же самое, – кивнул Томми. – Моя жена
говорит, что в этом доме – на картине, что я вам принес, – никогда никто не
жил. Теперь я понимаю, что она имела в виду. В этой церкви никогда не бывало
службы, в нее никто не ходил и никогда не пойдет.
– Ваша жена, пожалуй, уловила настроение. Тихие, спокойные
жилища, никаких следов человеческого присутствия. Он вообще редко писал людей.
На пейзажах только изредка встречаются человеческие фигуры, как правило, они
отсутствуют. Мне кажется, это придает его произведениям своеобразное
очарование. Ощущение удаленности от мира. Он словно бы намеренно убирает из
своих картин человека, подчеркивая тем самым мирный, безмятежный характер
сельского пейзажа. Может быть, именно это и стало причиной его успеха. В наши
дни слишком много повсюду людей и машин, слишком много шума на дорогах и вообще
суеты в жизни. А на его полотнах покой. Абсолютный покой. Природа, и только
природа.
– Да, это можно понять. А что вообще он был за человек?
– Я не знал его лично. Это все было до меня. О нем
отзывались как о человеке, довольном собой. Он был о себе как о художнике более
высокого мнения, чем следовало. Важничал немножко. Но отличался добротой, все
его любили. И не прочь был приволокнуться за хорошенькой женщиной.
– Как вы думаете, где может находиться этот дом? Я полагаю,
что в Англии.
– Я с вами согласен. Вы хотите, чтобы я это выяснил?
– А это возможно?
– Думаю, что лучше всего будет обратиться к его жене, точнее
вдове. Он был женат на Эмме Уинг, она скульптор. Ее имя хорошо известно, хотя
работ у нее не так уж много. Но то, что есть, – великолепно. Вы могли бы
поехать к ней и расспросить. Она живет в Хэмпстеде. Могу дать вам адрес. Я в
последнее время много с ней переписывался по поводу выставки картин ее мужа,
которую мы затеваем. Кроме того, у нас имеется несколько ее собственных работ.
Я сейчас дам вам ее адрес.
Он подошел к письменному столу, открыл какой-то гроссбух,
нацарапал несколько слов на карточке и протянул ее Томми.
– Вот, держите, – сказал он. – Не знаю, что у вас за тайны.
Вы ведь всегда были загадочным человеком, Томми, не так ли? Мы бы с
удовольствием взяли на его выставку вашу картину. Прекрасный образчик
творчества Боскоуэна. Я вам напишу ближе к делу, напомню о такой возможности.
– Вам случайно не знакома некая миссис Ланкастер?
– Так сразу трудно вспомнить. А что, она художница или
что-нибудь в этом роде?
– Мне кажется, что нет. Это просто одна старушка, которая
последние несколько лет жила в доме для престарелых. Она некоторым образом
связана с этой историей, поскольку картина в свое время принадлежала именно ей,
а потом она подарила ее моей тетушке.
– К сожалению, это имя ничего мне не говорит. Все-таки вам
следует повидаться с миссис Боскоуэн.
– А что она собой представляет?
– Она, как мне кажется, была много моложе своего мужа. Это
весьма незаурядная личность. – Он несколько раз кивнул, словно подтверждая свои
слова. – Да, весьма интересная особа. Да вы и сами в этом убедитесь.
Он взял картину, передал ее кому-то и велел распорядиться,
чтобы ее снова завернули.
– Приятно, должно быть, иметь в своем распоряжении столько
помощников, – заметил Томми.
Он огляделся, только что обратив внимание на экспозицию в
зале.
– Что это у вас такое? – спросил он, содрогнувшись.
– Это Поль Ягеровский, талантливый молодой славянин.
Говорят, что все это он создал под воздействием наркотиков. Он вам не нравится?
Взгляд Томми остановился на огромной сетке, она, казалось,
опутывала зеленое поле, на котором были разбросаны уродливые пятна,
долженствующие изображать коров.
– По правде говоря, не нравится.
– Несчастный филистер, – сказал Роберт. – Пойдемте поедим.
– К сожалению, не могу. К ленчу я должен быть в клубе, у
меня свидание с одним доктором.
– Надеюсь, вы не больны?
– Да нет. Я совершенно здоров. Давление у меня такое, что
доктора просто испытывают разочарование, когда его измеряют.
– Так зачем же вам доктор?
– Мне нужно с ним встретиться по поводу одного человека.
Спасибо вам за помощь. Всего хорошего.
II
Томми поздоровался с доктором Мерреем, испытывая некоторое
любопытство. Он предполагал, что дело касается каких-то формальностей,
связанных со смертью тетушки Ады, однако оставался в полном недоумении, почему
доктор ничего не объяснил по телефону.
– Боюсь, я немного опоздал, – сказал доктор Меррей, пожимая
Томми руку, – но сейчас такое движение, и к тому же я не очень хорошо знаю этот
район. В этой части Лондона мне бывать не случалось.
– Очень жаль, что вам пришлось ехать в такую даль, – ответил
Томми. – Можно было бы встретиться в более удобном месте.
– Значит, вы сейчас не слишком заняты?
– Нет, теперь я освободился. А всю прошлую неделю меня не
было дома.
– Да, я звонил, и мне сказали, что вы уехали.
Томми указал доктору Меррею на стул, предложил заказать
что-нибудь перекусить, положил рядом с ним сигареты и спички. После того как
они оба удобно устроились, доктор Меррей заговорил первым.
– Я уверен, что возбудил ваше любопытство, – начал он. –
Дело в том, что, по правде сказать, у нас, в «Солнечных горах», творится что-то
неладное. Это сложное и запутанное дело, и к вам оно не имеет никакого
отношения. Я, в сущности, не имел права вас беспокоить, однако мы подумали, что
вдруг вам известно что-то такое, что может нам помочь.
– Разумеется, я сделаю все, что смогу. Это связано с моей
тетушкой, мисс Фэншо?
– Впрямую – нет. Но косвенным образом она к этому причастна.
Я ведь могу говорить с вами конфиденциально, мистер Бересфорд, не правда ли?
– Да, конечно.
– Дело в том, что я недавно разговаривал с одним из наших
общих друзей. Он мне кое-что о вас рассказал. Насколько я понимаю, во время
войны вы исполняли некую весьма деликатную миссию.
– Ну, я не стал бы придавать этому серьезное значение, –
уклончиво проговорил Томми.
