Томми ответил извиняющимся тоном, что тетя Каролина умерла
пятнадцать лет назад. Тетушка Ада восприняла это горестное известие без тени
сожаления. В конце концов, тетя Каролина приходилась ей даже не сестрой, а
просто дальней кузиной.
– Все почему-то помирают, – проговорила она с явным
удовольствием. – Никудышное здоровье, вот в чем их беда. Сердечная
недостаточность, тромбозы, повышенное давление, хронические бронхиты, артриты и
все такое прочее. Хилые все, как один. На них-то доктора и зарабатывают.
Прописывают таблетки – целыми коробками, целыми флаконами. Желтые таблетки,
розовые, зеленые – я бы не удивилась, если бы оказались даже черные. Сера и
патока – вот чем лечили во времена моей бабушки. Уверена, это не хуже, чем все
другое прочее. Если приходится выбирать: пить серу и патоку или никогда не
поправиться, каждый, разумеется, выберет серу и патоку. – Она с довольным видом
покачала головой. – Разве можно верить докторам? Особенно когда речь идет о
каких-то новомодных поветриях в медицине. Говорят, здесь постоянно отравляют
людей, и делается это для того, чтобы снабжать хирургов сердцами. Я, правда, не
верю. Мисс Паккард не такая женщина, чтобы допустить подобные вещи в своем
заведении.
Внизу мисс Паккард, всем своим видом выражая глубочайшее
сожаление, указала на комнату рядом с холлом.
– Прошу прощения за то, что произошло, миссис Бересфорд, но
я надеюсь, вы понимаете, как обстоит дело с этими стариками. Постоянно разные
фантазии – кого-то любят, кого-то без всякой причины невзлюбят. И ничем их не
убедить.
– Это, наверное, очень трудно – заведовать таким домом, –
заметила Таппенс.
– Да нет, не слишком, – отозвалась мисс Паккард. – Мне это
нравится. Я действительно люблю своих пациентов. Поневоле привязываешься к
людям, за которыми приходится ухаживать. Есть у них, конечно, свои странности,
но ладить с ними в общем нетрудно, нужно только знать как.
Таппенс подумала, что мисс Паккард наверняка известно, как
именно это следует делать.
– Они ведь, в сущности, совсем как дети, – снисходительно
продолжала мисс Паккард. – Правда, в поведении детей больше логики, поэтому с
ними труднее. А у этих логика отсутствует, и их нужно только утешать, говоря им
то, что они желали бы услышать. Тогда они на какое-то время успокаиваются. У
меня прекрасный штат. Отличные работники, терпеливые, спокойные, не слишком
умные, потому что умный человек не всегда может выдержать, он легко
раздражается. Да, мисс Донован, в чем дело? – Она обернулась к молодой женщине
в пенсне, которая торопливо спускалась по лестнице.
– Это снова миссис Локет, мисс Паккард. Она говорит, что
умирает, и требует, чтобы немедленно пришел доктор.
– Ах вот что, – невозмутимо проговорила мисс Паккард, – от
чего она на этот раз умирает?
– Она говорит, что вчера в супе были грибы, что среди них,
вероятно, были ядовитые и она отравилась.
– Это что-то новенькое, – сказала мисс Паккард. – Придется
пойти и поговорить с ней. Жаль с вами расставаться, миссис Бересфорд. В этой
комнате вы найдете журналы и газеты.
– О, обо мне не беспокойтесь, – ответила Таппенс.
Она прошла в указанную ей комнату, уютную и светлую. Широкие
стеклянные двери вели из нее в сад. В комнате стояли кресла, на столах – вазы с
цветами. На книжной полке, что висела на стене, лежали вперемешку новейшие
романы и книги о путешествиях, а также те особенно любимые романы, которые
обитательницы этого дома, возможно, с удовольствием перечитывали вновь и вновь.
Журналы Таппенс увидела на низком столике.
В этот момент из всех кресел, стоящих в комнате, было занято
только одно. В нем сидела старушка с гладко зачесанными седыми волосами, держа
в руке стакан молока, на который она внимательно смотрела. У нее было
миловидное лицо со свежим румянцем, и она дружелюбно улыбалась Таппенс.
– Доброе утро, – поздоровалась старушка. – Вы будете здесь
жить или приехали в гости?
– Я приехала с визитом, – ответила Таппенс. – У меня здесь
тетушка. Сейчас у нее мой муж. Мы подумали, что не стоит заходить двоим
одновременно.
– Как это мило, что вы подумали об этом, – одобрительно
заметила старушка. Она попробовала молоко. – Кажется... нет-нет, все в порядке.
Может быть, вы хотели бы что-нибудь выпить? Чаю или кофе? Позвольте, я позвоню.
Они здесь очень любезны.
– Нет, благодарю вас, – сказала Таппенс. – Право, не нужно.
– А может быть, стакан молочка? Сегодня оно не отравлено.
– Нет-нет, спасибо. Мы здесь долго не задержимся.
– Ну, если вы так уверены... но, право же, это не причинит
никакого беспокойства. Разве что вы потребуете чего-нибудь невозможного.
– Мне кажется, наша тетушка, к которой мы приехали, требует
порой совершенно невозможных вещей. Ее зовут мисс Фэншо, – пояснила Таппенс.
– Ах, это мисс Фэншо, – кивнула старушка. – О да.
Таппенс заставила себя непринужденно сказать:
– Представляю, как проявляется здесь ее скверный характер.
Она всегда была капризна и неуживчива.
– О да, конечно. У меня у самой была тетушка, они все такие,
в особенности к старости. Но мы все любим мисс Фэншо. Она, если ей этого
хочется, может сказать что-то забавное. В особенности о людях.
– Да, это действительно так. – Таппенс задумалась, представив
себе тетушку Аду в этом новом свете.
– Ее суждения весьма ядовиты, – продолжала старушка. –
Кстати, моя фамилия Ланкастер. Миссис Ланкастер.
– А моя – Бересфорд, – представилась Таппенс.
– Понимаете, человек так устроен, что ему нравится, когда о
других говорят плохо. Она так забавно отзывается о некоторых здешних
обитателях, что невольно рассмеешься, хоть это, конечно, и дурно.
– Вы давно здесь живете?
– Уже довольно давно. Дайте вспомнить... уже семь лет, нет,
восемь. Да, наверное, уже больше восьми. – Она вздохнула. – Здесь невольно
забываешь о времени. И люди забываются тоже. Все мои родственники живут за
границей.
– Это, должно быть, очень грустно.
– Да нет, не слишком. Я их вообще не слишком-то любила. По
правде сказать, почти и не знала. Я тяжело болела, у меня была какая-то
скверная болезнь, жила совершенно одна, и они решили, что мне лучше жить в
таком вот доме. По-моему, мне повезло, что меня поместили сюда. Здесь все так
внимательны, так обо всем заботятся. И сад красивый. Я и сама прекрасно
понимаю, что мне не стоит жить одной в своем доме, потому что иногда у меня в
голове все путается, я совсем ничего не соображаю. – Она постучала пальцем по
лбу. – Здесь я тоже все путаю. Никогда толком не помню, что было, а чего не
было.
