– Перепись может оказаться весьма полезной, если тебе
известна точная ее дата, – заметил Томми.
– Ты хочешь сказать, что можно это проверить?
– Ну конечно. Если речь идет о каком-то конкретном человеке,
это совсем нетрудно сделать.
– Они вспомнили, что в тот вечер шел разговор о Мери
Джордан. Все говорили о том, как она им раньше нравилась, какой славной
девушкой она казалась. Они никогда в жизни не поверили бы… ну, ты же знаешь,
что говорится в таких случаях. А потом еще: «Она же наполовину немка, нужно
было хорошенько подумать, прежде чем ее нанимать».
Таппенс поставила перед собой чашку кофе и поуютнее
устроилась в кресле.
– Что-нибудь важное? – спросил Томми.
– Ничего особенного, – ответила Таппенс. – Впрочем,
возможно, что-то и есть. Во всяком случае, им это было известно. Большинство из
них слышали эту историю от своих старших родственников или еще от кого-нибудь.
Рассказывались всякие случаи о том, как куда-то прятали или где-то находили
какие-то вещи. В частности, о чьем-то завещании, спрятанном в китайской вазе.
Что-то говорилось об Оксфорде и Кембридже, хотя не понимаю, как можно что-то
спрятать в Оксфорде или Кембридже. Весьма маловероятно.
– А может, у кого-то был племянник-студент, – предположил
Томми, – который и увез нечто важное в Оксфорд или Кембридж.
– Возможно, конечно, однако маловероятно.
– А о самой Мери Джордан что-нибудь говорилось?
– Только на уровне слухов – о том, что она была немецкой
шпионкой. Никто не знал ничего определенного, только слышали – от тетушки,
бабушки, мамашиной кузины, от приятеля дядюшки Джона, который служил во флоте и
наверняка все знал об этом деле.
– А о том, как она умерла, говорили?
– Причиной ее смерти считали наперстянку, которую по ошибке
приняли за шпинат. Все отравились, но остались в живых, а она умерла.
– Интересно. Та же самая история, только другой антураж.
– Слишком много высказывалось разных соображений, –
продолжала Таппенс. – Одна из женщин, – кажется, ее зовут Бесси – сказала: «Я
об этом слышала только от моей бабушки, она иногда об этом рассказывала, но все
это случилось задолго до нее, и я уверена, что она что-нибудь да напутала».
Понимаешь, Томми, когда все говорят одновременно, то невозможно ничего понять,
все путается. Много говорилось о шпионах, об отравлениях во время пикника и так
далее. Я не могла выяснить точную дату происшедшего – кто же может точно
назвать дату, если он услышал эту историю от своей бабушки. Если она говорит:
«В то время мне было шестнадцать лет, и я была просто потрясена», ты не имеешь
ни малейшего понятия о том, сколько ей лет сейчас. Возможно, она скажет, что ей
девяносто – старушки после восьмидесяти любят прибавлять себе лишние годы, – а
вот когда ей семьдесят, она непременно скажет, что ей пятьдесят два.
– Мери Джордан, – задумчиво проговорил Томми, цитируя
Александра Паркинсона, – умерла не своей смертью. Он что-то подозревал.
Хотелось бы знать, не сообщал ли он о своих подозрениях полиции.
– Ты имеешь в виду Александра?
– Да. Вполне возможно, что он слишком много болтал и потому
умер сам. От него ведь очень многое зависело, верно?
– Мы знаем точную дату его смерти, потому что она указана на
могильной плите. Что же касается Мери Джордан, то мы до сих пор не знаем, когда
она умерла и почему.
– Но в конце концов узнаем, – сказал Томми. – Если составить
списки разных имен, с указанием дат и прочих сведений, то просто удивишься.
Удивишься, сколько можно узнать, сопоставляя различные данные и случайные
реплики.
– У тебя так много полезных знакомых, – с завистью заметила
Таппенс.
– У тебя тоже.
– Да нет, не так уж много.
– Как же не много? Они у тебя действуют, – сказал Томми. –
Ты отправляешься в гости к старушке, взяв с собой книгу дней рождения. Потом я
узнаю, что ты виделась с кучей стариков и старушек в доме для престарелых – или
как он там называется – и узнала все, что случалось во времена их бабушек –
родных и двоюродных, какого-нибудь крестного, дядюшки Джона, а может быть, и
старого адмирала, который рассказывал истории о шпионаже. Дай только зацепиться
за какую-нибудь дату, что-то узнать и уточнить, и – как знать? – что-нибудь
может получиться.
– Хотелось бы выяснить, кто были эти студенты, которые
что-то там спрятали в Оксфорде или Кембридже.
– На шпионаж это не похоже, – заметил Томми.
– Нет, не похоже, – согласилась Таппенс.
– А что, если обратиться к докторам и старым священникам,
попробовать их расспросить? – предложил Томми. – Впрочем, не думаю, что это
способно нас куда-нибудь привести. Слишком все это далеко, а нам почти ничего
не известно. Мы не знаем… Кстати, Таппенс, больше с тобой ничего подозрительного
не случалось? Были еще попытки?
– Ты хочешь спросить, не покушался ли кто-нибудь на мою
жизнь за последние два дня? Нет, никто не покушался. На пикники меня не
приглашали, тормоза у машины в полном порядке, в кладовке, правда, имеется
средство для борьбы с сорняками, но банка даже еще не откупорена.
– Айзек держит ее под рукой, с тем чтобы угостить тебя,
когда тебе захочется съесть бутерброд.
– Бедненький Айзек, – сказала Таппенс. – Не нужно так плохо
говорить о нем. Он становится моим лучшим другом. Кстати, интересно… это мне
напоминает…
– О чем напоминает?
– Не могу вспомнить. Когда ты говорил про Айзека, мне
вспомнилось…
– О господи, – вздохнул Томми.
– Про одну старушку говорили, – сказала Таппенс, – что она
каждый вечер перед сном все свои драгоценности складывала в перчатку. Кольца,
серьги и все прочее. А про другую говорили, что она пользовалась миссионерской
копилкой. Знаешь, есть такие фарфоровые штуки со специальной этикеткой «Для
падших и заблудших». Однако деньги, разумеется, предназначались отнюдь не для
падших и заблудших. Она опускала туда пятифунтовые бумажки, копила их на черный
день, а когда копилка наполнялась, покупала себе другую, а старую разбивала.
– А пять фунтов наверняка тратила, – заметил Томми.
– Вполне возможно, что так оно и было. Моя кузина Эмлин,
бывало, говорила: «Никто не станет красть у падших и заблудших, а также у
миссионеров. Если кто разобьет такую копилку, кто-нибудь непременно это
заметит».
– Не попадались ли тебе старые проповеди среди книг, когда
ты их разбирала?
– Нет. А что?
