– Старый альбом для фотографий, – сказала Таппенс. – Ну что
же, это может быть забавно. Давай-ка посмотрим.
Они сели на диван. Это был типичный для того времени альбом.
Многие снимки совсем выцвели, но иногда Таппенс удавалось узнать какие-то
уголки своего сада.
– Посмотри-ка, это араукария. Ну да, смотри, а это ведь
«Верная любовь». А там вон глициния и пампасная трава. Это, наверное, званый
чай в саду или что-нибудь в этом духе. Ну да, вот видишь – стол, а за столом
целое общество. И под каждой фотографией – имя. Вот, например, Мейбл. Ну, эта
Мейбл не красотка. А кто это?
– Чарльз, – сказал Томми. – Чарльз и Эдмунд. Чарльз и
Эдмунд, судя по всему, играют в теннис. Какие-то странные у них ракетки. А вот
Уильям, неизвестно, кто это такой, и майор Коутс.
– А вот там… о, Томми, это Мери.
– Ну да, Мери Джордан. И имя и фамилия написаны.
– А она хорошенькая. Очень хорошенькая, как мне кажется.
Снимок, правда, основательно выцвел… О, Томми, просто удивительно, что мы
обнаружили здесь Мери Джордан.
– Интересно, кто это снимал?
– Возможно, тот самый фотограф, о котором говорил Айзек.
Тот, в деревне. У него, наверное, до сих пор хранятся старые фотографии. Нужно
будет непременно наведаться к нему.
Томми отодвинул в сторону альбом и начал просматривать
дневную почту.
– Что-нибудь интересное? – спросила Таппенс. – Я вижу три
письма. Два из них – счета. А вот это, то, которое ты держишь в руках, оно
совсем другое. А ведь я спросила, есть ли что-нибудь интересное, – повторила
Таппенс.
– Возможно, – сказал Томми, – завтра мне снова придется
поехать в Лондон.
– Очередной комитет?
– Не совсем, – сказал Томми. – Мне нужно кое с кем
повидаться. Это, собственно, не в Лондоне. Кажется, где-то по направлению к
Хэрроу.
– А в чем дело? Ты мне ничего об этом не говорил.
– Мне нужно повидаться с одним человеком, это полковник
Пайкавей.
– Ничего себе имечко, – заметила Таппенс.
– Согласен, имя довольно странное.
– Я раньше его слышала?
– Возможно, я говорил тебе о нем. Это человек, который
постоянно живет в атмосфере дыма. У тебя есть таблетки от кашля, Таппенс?
– Таблетки от кашля? Право, не знаю. Да, кажется, есть. У
меня сохранилась большая коробка еще с зимы. Но у тебя же нет кашля. Я, по
крайней мере, не заметила.
– Пока нет, но обязательно начнется, как только я попаду к
полковнику Пайкавею. Насколько я помню, стоит пару раз вдохнуть, и тут же
начинаешь кашлять. Смотришь с надеждой на окна, постоянно плотно закрытые,
однако Пайкавей никаких намеков не понимает.
– Как ты думаешь, почему он хочет тебя видеть?
– Не могу себе представить, – сказал Томми. – Он ссылается
на Робинсона.
– Это того, который желтый? Широкое желтое лицо и сплошная
секретность?
– Ну да, тот самый, – подтвердил Томми.
– Ну что ж, – сказала Таппенс. – Возможно, то, во что мы
сейчас впутались, тоже совершенно секретно.
– Маловероятно, принимая во внимание, что все это
происходило – если вообще происходило – давным-давно, даже Айзек ничего не
помнит.
– У новых грехов старые тени, – сказала Таппенс. – Так
гласит пословица. Впрочем, я не совсем уверена. У новых грехов старые тени. Или
наоборот: старые грехи отбрасывают длинные тени.
– Брось ты это. Ни то ни другое не звучит.
– Сегодня днем я собираюсь поговорить с фотографом. Не
хочешь пойти со мной?
– Нет, – отказался Томми. – Я, пожалуй, пойду и искупаюсь.
– Искупаешься? Но сегодня ужасно холодно.
– Ничего. Мне как раз и нужно что-то холодное, бодрящее и
освежающее, чтобы смыть с себя всю эту грязь, прах и паутину, которые облепили
меня, – я чувствую их на шее, на ушах и даже между пальцами ног.
– Да, действительно, это грязная работа, – согласилась
Таппенс. – Ну а я все-таки хочу заглянуть к этому мистеру Даррелу – или он
Дарренс? Кстати, Томми, тут еще одно письмо, которое ты не распечатал.
– Вот как? А я и не заметил. Ну-ну, это может быть
интересно.
– От кого оно?
– От одной из моих помощниц, – ответствовал Томми голосом,
исполненным важности. – Той самой, которая все это время разъезжала по Англии,
не выходила из Сомерсет-Хаус, разыскивая свидетельства о смертях, браках,
рождениях. Ей приходилось рыться и в газетных подшивках, и в документах,
касающихся переписи населения. Она отличный работник.
– Отличный работник и красивая женщина?
– Не настолько красивая, чтобы ты обратила на нее внимание,
– ответил Томми.
– Очень рада, – сказала Таппенс. – Понимаешь, Томми, теперь,
когда ты начинаешь стареть, у тебя вполне могут появиться довольно опасные
мысли по поводу красивых помощниц.
– Разве ты в состоянии оценить, какой у тебя верный муж? –
горько сказал Томми.
– Все мои подруги постоянно мне твердят, что про мужей
никогда ничего нельзя сказать наверняка.
– Просто у тебя плохие подруги.
Глава 5
Беседа с полковником Пайкавеем
Томми пересек Риджент-парк, а потом долго ехал по
многочисленным улицам, на которых ему уже давно не доводилось бывать. Они с
Таппенс жили когда-то неподалеку от Белсайз-парка, и он вспомнил, как они
гуляли в Хэмпстед-Хит, – у них тогда был пес, обожавший эти прогулки. Очень
своевольный пес. Когда они выходили из дому, он всегда норовил повернуть
налево, на дорогу, которая вела в сторону Хэмпстед-Хит. Все попытки Таппенс и
Томми заставить его повернуть направо, в сторону магазинов, обычно оканчивались
неудачей. Это была такса по имени Джеймс, в высшей степени упрямое животное. Он
растягивался на тротуаре во всю длину своего похожего на сосиску тела, он
высовывал язык и всем своим видом показывал, как ему тягостно оттого, что его
хозяева не понимают, какая прогулка ем требуется. Проходящие мимо люди обычно
не могли удержаться от комментариев.
– Посмотри-ка на эту миленькую собачку. Вон ту, с белой
шерсткой. Она похожа на сосиску, правда? А дышит как, бедняжечка! Его хозяева
не желают вести его туда, куда ему хочется. Он совсем изнемог, это просто
ужасно.
Томми брал у Таппенс поводок и тащил собаку в направлении,
противоположном тому, куда ей хотелось идти.
