Они подошли к боковой калитке церкви, которая вела на
кладбище. Ганнибал, который обладал поразительной способностью меняться в
росте, превращаясь, когда это было необходимо, из широкоплечего, излишне
упитанного пса в тонкую черную нитку, без малейшего труда проскользнул между
прутьями калитки.
– Назад, Ганнибал! – позвал Томми. – На кладбище собакам не
разрешается.
Ответом Ганнибала, если бы перевести его на человеческий
язык, было бы: «А я уже на кладбище, хозяин». Он весело носился среди могил,
словно его привели гулять в удивительно приятный сад.
– Паршивый пес! – возмутился Томми.
Он открыл калитку и попытался поймать Ганнибала, держа
наготове поводок. Ганнибал был уже в дальнем конце кладбища и пытался
проникнуть в церковь, дверь в которую была слегка приоткрыта. Томми, однако,
подоспел вовремя и пристегнул поводок. Ганнибал посмотрел на него, всем своим
видом показывая, что так и было задумано с самого начала. «Берешь меня на
поводок, хозяин? Это для меня большая честь. Показывает, что я очень ценная
собака», – мысленно говорил он, усиленно виляя хвостом. Поскольку вокруг не
было никого, кто мог бы воспрепятствовать Ганнибалу прогуливаться по кладбищу –
ведь хозяин крепко держал его на прочном кожаном поводке, – Томми прошелся по
дорожкам между могил с той же самой целью, с которой накануне сюда приходила
Таппенс.
Прежде всего он осмотрел старый замшелый камень, который
находился практически рядом с боковой дверью, ведущей в церковь. Ему
показалось, что это самый старый памятник на кладбище. Там имелось несколько
памятников, на которых значились даты, начинающиеся «18…». На одном из них,
однако, взгляд Томми задержался немного дольше.
– Странно, – сказал он. – Чертовски странно.
Ганнибал поднял морду и посмотрел на хозяина. Эти слова были
ему непонятны. На этой могиле он не увидел ничего, что могло бы заинтересовать
собаку. Поэтому он уселся на землю и с любопытством уставился на Томми.
Глава 5
Распродажа «Белый слон»
Таппенс была приятно удивлена, обнаружив, что бронзовая
лампа, которая казалась им с Томми такой безобразной, была встречена с большим
энтузиазмом.
– Как это мило с вашей стороны, миссис Бересфорд, привезти
нам такую прекрасную вещь. Интересно. Очень интересно. Вы, наверное, приобрели
ее за границей, во время одного из своих путешествий?
– Вы правы. Мы купили ее в Египте, – сказала Таппенс.
Она была совсем не уверена, что это именно так, ведь прошло
уже лет восемь или десять и было нелегко вспомнить, где именно они ее купили.
Это могло быть и в Дамаске, думала она, однако с таким же успехом ее могли
купить в Багдаде или в Тегеране. Но Египет, поскольку Египет был нынче у всех
на устах, будет гораздо интереснее. Помимо всего прочего, у этой лампы был вполне
египетский вид. Совершенно ясно: в то время, когда она была изготовлена,
независимо от того, в какой стране это происходило, было модно копировать
египетские произведения искусства.
– Дело в том, – сказала она, – что для нашего дома она
слишком громоздка, вот мы и решили…
– О, мы, конечно, должны разыграть ее в лотерею, – сказала
мисс Литтл.
Мисс Литтл заправляла здесь всеми делами. У нее в приходе
было даже прозвище: Кладезь, потому, наверное, что ей было известно все, что
творится в приходе, она знала все новости и охотно ими делилась со всеми без
исключения. Звали ее Дороти, однако все называли ее Дотти.
– Я надеюсь, вы будете присутствовать на распродаже, миссис
Бересфорд?
Таппенс уверила ее, что непременно приедет.
– Так хочется что-нибудь купить, просто не могу дождаться.
– Я ужасно рада, что вы так настроены.
– Мне кажется, на редкость удачно придумано, – сказала
Таппенс. – Я имею в виду идею «Белого слона». Ведь это же так верно, разве не
правда? То, что для одного – белый слон, то есть вещь ненужная или нежелаемая в
домашнем обиходе, для другого может оказаться бесценным сокровищем.
– Ах, мы непременно должны рассказать об этом викарию, –
сказала мисс Прайс-Ридли, костлявая чопорная дама с полным ртом зубов. – Я
уверена, это его очень позабавит.
– Вот, например, этот тазик для умывания из папье-маше, –
сказала Таппенс, беря в руки вышеназванный предмет.
– Неужели вы действительно думаете, что его кто-нибудь
купит?
– Я сама его куплю, если он еще будет продаваться, когда я
завтра сюда приеду, – сказала Таппенс.
– Но ведь теперь существуют такие хорошенькие тазики из
пластмассы.
– Я не очень-то люблю пластмассу, – сказала Таппенс. – А
этот тазик из папье-маше, который вы собираетесь продавать, – настоящая,
добротная вещь. В нем можно мыть посуду, даже если наложить в него целую гору
чашек и блюдец. А вот еще старинный консервный нож с бычьей головой. Теперь
такого нигде не сыщешь.
– Но ведь им так трудно открывать банки. Разве не лучше те,
которые просто включаются в электрическую розетку?
Они еще немного побеседовали на такие же темы, а потом
Таппенс спросила, чем она могла бы быть полезной.
– Ах, дорогая миссис Бересфорд, не могли бы вы красиво
разложить антикварные вещицы, которые у нас имеются? Я уверена, что у вас
поистине изысканный вкус.
– Вы сильно преувеличиваете, – возразила Таппенс, – но я с
удовольствием попробую оформить этот уголок. Только если вам не понравится,
скажите мне сразу, – добавила она.
– Как приятно, что кто-то еще согласился нам помочь. К тому
же мы рады с вами познакомиться. Вы, наверное, уже окончательно устроились в
новом доме?
– Давно бы, собственно, пора покончить с этим, – сказала
Таппенс, – однако боюсь, что до этого еще далеко. Так трудно иметь дело с
электриками, столярами и со всеми остальными рабочими. Они никак не могут
завершить работу, возвращаются снова и снова.
Возникла небольшая дискуссия среди находившихся поблизости
женщин; одни защищали электриков, другие – представителей газовой компании.
– Хуже всего эти газовщики, – твердо заявила мисс Литтл. –
Ведь им приходится приезжать из Лоуэр-Стенфорда. А электрикам – всего лишь из
Уэлбенка.
Появление викария, который прибыл, чтобы вдохновить и
ободрить устроительниц распродажи, положило конец этим спорам. Он, кроме того,
выразил живейшее удовольствие от знакомства с новой прихожанкой, миссис
Бересфорд.
– Нам все про вас известно, – сказал он. – Все решительно.
Про вас и вашего мужа. На днях мне довелось услышать о вас много интересного.
Как много увлекательного было, наверное, в вашей жизни. Говорить об этом,
вероятно, не положено, вот я и не буду. Речь идет о последней войне. Какие
удивительные подвиги вы совершили, вы и ваш муж!
