Папийон молчал и хмурился.
Они разговаривали в кабинете комиссара, которому пришлось после опознания извиняться перед бароном за причиненное беспокойство. Михаил даже не стал говорить, что этого так не оставит – просто смерил полицейского презрительным взглядом и удалился, не попрощавшись.
– Он не мог как-нибудь запугать свидетеля? – безнадежно спросил Бюсси.
– Наши люди не выпускали ее из виду ни днем, ни ночью, да и его тоже, – отозвался комиссар. – Барон даже не приближался к ней.
– А через третье лицо? Мог, к примеру, кого-то подослать и посулить девице денег? – предположил Мелло.
– Теоретически – да, – кивнул комиссар. – Хотя Андреа смекнул, что для его же блага Роза должна находиться под присмотром, и держал ее чуть ли не под замком. Но дело не в том. Думаю, мы слишком полагаемся на показания свидетеля, который видел убийцу лишь пару секунд, да еще ночью.
– Полагаете, это был все-таки Корф, просто при свете дня девица его не узнала? – спросил Бюсси.
– Не исключено. – Папийон устало потер рукой лоб.
– Почему же вы так легко его отпустили?
– Потому что у меня не выходят из головы удары, нанесенные каминной кочергой, – отрезал комиссар. – Что-то тут не сходится. Офицер не стал бы так действовать.
– А Булонский лес?
– Н-да, Булонский лес… – Комиссар задумался. – Тулонжон здесь?
– Нет, вернулся к себе. Сказал, что хочет отдохнуть.
– Тогда вот что, Бюсси… Поезжай к нему и расспроси, не видел ли он возле пруда еще кого-нибудь. Какого-нибудь прохожего, которому тоже взбрело в голову метать камешки.
– Слушаюсь, патрон. За бароном больше не следить?
– Еще как следить! – усмехнулся Папийон. – С него и с Розы глаз не спускать. Если эти двое сговорились, я выведу их на чистую воду. А ты, Мелло, пока можешь отдохнуть. Потом зайдешь ко мне, я дам тебе новые указания.
Инспекторы синхронно кивнули и поднялись с места.
– Что такое, дождь? – недовольно спросил комиссар, глядя за окно. – Черт! Начался настоящий ливень!
– Скоро пройдет, – философски обронил Мелло, бросив взгляд на улицу и радуясь, что дождь хлынул не тогда, когда он с коллегами и жандармами обследовал пруд в Булонском лесу.
…Роза прижалась к стене под небольшим навесом, чтобы спрятаться от струй ливня. Сколько девушка себя помнила, у нее никогда не было зонтика – ни того, под которым можно спрятаться от дождя, ни того, который защищает от солнца. Как и многие ее коллеги, она привыкла не замечать непогоду и, несмотря на это, простужалась очень редко.
Вдруг среди белесых потоков, лившихся с неба, нарисовалась темная фигура с поднятым воротником, и Роза машинально прижала к себе покрепче сумочку, в которой лежал револьвер.
– Мадемуазель!
К ней подошел Михаил Корф. Роза мрачно поглядела на него снизу вверх.
После неудавшегося опознания комиссар отпустил важную свидетельницу не сразу, задавал десятки вопросов. И она отвечала, злясь на себя за то, что из-за собственной глупости и болтливости влипла в неприятную историю. Но на нет и суда нет – в конце концов полицейскому пришлось оставить ее в покое.
– Я думал, Папийон никогда вас не отпустит, – усмехнулся Михаил.
– А вам бы этого хотелось? – прищурилась Роза.
– Конечно же, нет… Я вас ждал.
– Зачем? – спросила девушка, недружелюбно насупившись.
– Не знаю. Хотел вас поблагодарить… за то, что вы сделали.
– А что я такого сделала? – По воинственному тону Розы могло показаться, что она пытается защититься от какого-то обвинения.
– Вы и сами знаете, – снова усмехнулся офицер. – Почему вы не сказали ему, что видели меня в ту ночь?
Действительно, подумала Роза, почему? Потому, что ей не нравилось быть разменной монетой – не хотелось своими показаниями облегчить жизнь человеку, убившему хорошую девушку? Или потому, что у нее в ушах до сих пор звенел пронзительный крик маленькой Ксении? Той было, наверное, столько же, сколько было бы и дочери самой Розы, если бы она дала ей родиться. Отчаяние ребенка поразило ее, и, хотя ночная бабочка в глубине души по-прежнему считала ночного незнакомца мерзавцем, у нее не было уверенности, что его дочь (Роза приняла Ксению за дочь Корфа) должна так страдать. Поэтому, не став ничего объяснять, мадемуазель Тесье лишь протянула насмешливо:
– Так это были вы? Ну надо же!
Михаил густо покраснел.
– По правде говоря, мне все равно, за что вы его ухлопали, – безжалостно добавила Роза. – Не мое дело.
– Я не убивал графа.
Девушка выпрямилась и посмотрела собеседнику в глаза. Как-то уж слишком правдоподобно тот произнес последние слова. Однако кровь на его пальцах в ту ночь не привиделась ей.
– Ясно. Вы просто проходили мимо.
– Нет, я… – Молодой человек поморщился. – Я хотел объясниться с графом и… Впрочем, неважно… Скажите, как вас зовут?
– Роза, – ответила она, буравя своего визави взглядом и ломая голову, что же у него на уме.
– Хорошее имя, – улыбнулся барон.
Увидев его улыбку, она внезапно успокоилась. Это была улыбка грустного, незлобного человека. Уж во всяком случае не убийцы.
– Скажите, Роза, у вас есть какая-нибудь мечта?
– Чего? – Девушка вытаращила глаза.
– Вы когда-нибудь мечтали о чем-нибудь?
– А… Ну да, конечно.
– И о чем же?
– О платье от Дусе. – В ее хрипловатом голосе прозвучал вызов. – И об ужине «У Максима».
– Хорошо. Тогда пошли.
– Куда?
– К Дусе. Закажем вам платье.
У Розы голова пошла кругом.
– А потом к «Максиму»? – осведомилась она, постаравшись вложить в свои интонации побольше язвительности.
– Конечно. Если вы не передумаете.
«Все ясно, – хмыкнула про себя Роза. – Он меня задабривает, морочит мне голову, чтобы заманить куда-нибудь и придушить в уголке. Какого черта я сразу же не сказала комиссару-мотыльку со слоновьей внешностью…»
– Не передумаю! – вырвалось у нее помимо воли. – Вот только у меня нет зонтика.
– Дождь почти кончился. Впрочем, вы правы… Такси! Такси!
«Ни в коем случае нельзя садиться с ним ни в такси, ни в фиакр, – предостерегала себя Роза. – Это же все равно что самой надеть петлю на шею и услужливо позволить убийце выбить из-под ног табуретку. Нет, нет, не настолько я глупа…»
Спасительную мысль девушка додумывала, уже сидя в громадном автомобиле, которым управлял добродушный усатый шофер. Михаил устроился рядом и захлопнул дверцу, бросив водителю:
