–А ведь это может быть уловка, — внезапно заметил Саразен, когда они завернули за угол.
–Что?
–Уловка. Чтобы заставить его перевезти, а они перехватят его по дороге. Логично?
Селедка кисло улыбнулась.
–По-моему, у вас разыгралось воображение, Саразен.
Саразен неожиданно остановился и схватил Костюм за рукав.
–Послушайте. Вы же знаете, я никогда ничего не просил для себя. Я хочу его сопровождать. В фургоне. Довезу его до военной базы и сдам с рук на руки. В конце концов…
–Нет.
Селедка нашла-таки в себе силы, чтобы стряхнуть с рукава цепкие пальцы Саразена.
–Нет, — повторила Селедка, глядя ему прямо в глаза.
На мгновение у нее мелькнула мысль, что Саразен вот-вот забудется и своими цепкими пальцами вцепится в ее селедочное горло, чтобы заставить ее передумать. Однако она плохо знала Саразена. Он пересилил себя и улыбнулся по-змеиному.
–Воля ваша, — проскрежетал Саразен.
–Не бесчинствуйте, — одернул его Костюм. Он был в досаде на себя за собственный страх. — Я взял вас с собой только потому, что мы помним, чем вам обязаны. Формально вы не имеете никакого отношения к этому делу.
И, проявив выдержку, Костюм зашагал вперед. У двери, смахивающей на дверь какого-нибудь сейфа в швейцарском банке, стояли два человека с автоматами.
–Ну, конечно, — шипел ему в спину Саразен, — я тут ни при чем, я вообще ни при чем. И на эту… — он грязно выругался, — Веронику Ферреро вышел не я, и сдать Принца убедил не я. Я так и знал! Еще тогда, когда вы, умники, планировали все это дерьмо, понимая, что я наверняка прихлопну эту сволочь, если он мне попадется… А вам нужны были газетные заголовки, слава, вся эта гребаная шумиха, и вы послали туда эту… — Тут он отборным матом покрыл полковницу, мать двоих детей и кавалера ордена Почетного легиона в придачу.
Костюм ускорил шаг. Зря он взял с собой этого помешанного, зря! Ведь он ненормальный, это же ясно. Как пить дать. Не связывайтесь с безумцами, граждане… Но конвоировать Принца он ему не даст. Этим делом займется его, Костюма, собственный племянник. Хороший мальчик, сообразительный. Наверняка ему дадут награду за это. Все-таки Принц, не какой-нибудь там…
–А кончится тем, что судить его отдадут англичанам за его лондонские проделки, — хрипел где-то сзади Саразен, ненавидевший заморских соседей еще со времен Столетней войны. Но Костюм уже не слушал его.
За дверью сейфа открылся еще один коридор, в конце которого оказалась другая охраняемая дверь, и уже за ней обнаружилось довольно неприглядное помещение со стенами, окрашенными в тускло-коричневый цвет. В помещении находилось человек семь, но Саразена интересовал только тот, кто сидел на скамье, скованный по рукам и ногам, и, свесив руки между колен, рассматривал что-то на полу. Завидев его, Саразен весь ощетинился.
–Принц! — прорычал он.
Пленник поднял голову и сказал без особого интереса:
–А, это ты, ублюдок…
Договорить он не успел — Саразен ринулся на него и врезал ему по физиономии. Пленник рухнул со скамьи. Несколько человек вцепились в Саразена и оттащили его от жертвы. Синий Костюм захлебывался от негодования, но в глубине души испытывал облегчение оттого, что Саразен сам дал ему повод для того, чтобы немедленно от него избавиться.
–Саразен! Вы преступили всякие границы!
Принца подняли и снова усадили на скамью.
–Еще увидимся, — сказал ему Саразен угрожающе, щелкнув пальцами. — Кто командует конвоем?
–Я, — отозвался рослый юноша. Он глядел прямо в лицу Саразену и, похоже, не испытывал перед ним никакого трепета. Присутствие дяди подбадривало его.
–Ладно, — проворчал Саразен. — И запомни: если что, стреляй ему между глаз, вот и вся недолга. — Он перевел взгляд на Костюм, вызывающе повел плечами и вышел, не дожидаясь, пока его вышвырнут за дверь.
–Он просто больной, — сказал Костюм в ответ на вопросительный взгляд своего племянника. — У вас еще пятнадцать минут. Готовьтесь выезжать.
Но прошло еще полчаса, прежде чем внушительный караван — бронированный фургон, вертолет, четыре мотоциклиста и две машины сопровождения — сдвинулся с места, везя бесценный груз: человека весом около семидесяти пяти килограммов стоимостью около двадцати миллиардов долларов (ибо таково было его состояние).
Макс ехал в фургоне, в железной клетке, отгороженной внутри машины. На него надели ручные и ножные кандалы и, кроме того, приковали к сиденью, чтобы он не мог пошевельнуться. Возле клетки устроились трое спецназовцев и рослый юноша, возглавлявший операцию. Окон в этой части фургона не было — имелись только небольшие бойницы для автоматов, а все происходящее снаружи транслировалось на мониторы, которые можно было поворачивать по своему желанию.
Через двадцать минут после начала движения Макс разомкнул распухшие от удара Саразена губы и сказал:
–Хочу сигарету.
–Я не курю, — отозвался племянник Костюма.
Тяжелый бронежилет натирал ему плечи. Он вспотел, и, хотя он делал все как надо, его не покидало чувство, что бывалые спецназовцы наблюдают за ним с иронией. Больше всего на свете он мечтал о том, чтобы вся эта навязшая в зубах история поскорее кончилась.
–Значит, умрешь не от рака, — безмятежно констатировал пленник в ответ на его слова.
То, что произошло потом, начальник конвоя помнил смутно. Какие-то вспышки замельтешили на мониторах, снаружи донесся грохот, истошные крики и лязг покореженного металла. Фургон занесло на дороге, после чего он резко встал. Спецназовцы с проклятьями вскочили с мест и, заняв позиции у бойниц, открыли огонь. Один из мониторов погас. Что-то застучало по обшивке фургона, и с некоторым опозданием юноша сообразил, что это пули. Сам он почему-то оказался на четвереньках возле двери в клетку.
–Лейтенант Роше! — закричал он в рацию. — Отвечайте, что происходит?
До него донесся смех. Это ликовал в клетке скованный пленник. Пот заливал глаза племяннику.
–Лейтенант Роше! — Но водитель фургона не отвечал.
–Помоги, дурак! — заорал кто-то из спецназовцев, и юноша увидел смертельно бледного лейтенанта Сегье, который полулежал, привалившись к стенке, и слабо хрипел. Возле него хлопотал Люка, весельчак Люка, его лучший друг. Прежде чем юноша успел пошевелиться, кто-то подбежал к фургону и, просунув в бойницу дуло автомата, выпустил целую очередь. Люка охнул и упал навзничь. Племянник, опомнившись, два или три раза выстрелил наружу из пистолета. Он поскользнулся в чьей-то крови и неловко плюхнулся на бок. Снаружи донесся хриплый стон, и автомат, сухо стукнув о бойницу, исчез.
–Люка! Сегье! Виль… Вильфранш!
Он хотел кричать, но у него выходил только шепот. Вокруг были одни мертвецы.
–Мы попали в засаду! — жалобно сказал он рации, но та молчала.
