–Дитрих!
Голос был глуховатый и доносился издалека. Говорила, несомненно, женщина. Я напрягла слух и расслышала звяканье то ли вилок, то ли блюдец. «Кафе», — подумалось мне, и я сипло и совершенно неожиданно для себя голосом Дитриха выдавила:
–Ja?
[10]
Это было единственное слово, которое я знала по-немецки. И, представьте себе, оно сработало.
–Ты где? — в голосе Вероники звучало раздражение.
–А ты как думаешь, где? — огрызнулась я.
–Она там?
–Почти, — хмыкнула я.
–Почти? О! — в ее голосе слышалось явное облегчение. — Дитрих, ты просто чудо! А я уж было думала, что все сорвалось. Тебя никто не видел?
–Не волнуйся. Как ты сама? С тобой все в порядке?
–Да. Теперь — все в порядке.
–Я тебя не слышу, — просипела я в трубку. — Что там за шум?
–Видишь ли, я… Мне надоело сидеть взаперти, и я спустилась в «Три химеры».
–Прекрасно, — одобрила я, не чуя под собой ног от радости. Наконец-то она выдала себя! — Жди меня там.
–Дитрих, приходи. Я без тебя сама не своя. Я тебя люблю.
И она отключилась, прежде чем я успела просипеть в трубку требуемое обстоятельствами «я тебя тоже, детка/дорогая/любимая» (последнее — в зависимости от того, к кому обращаешься).
–Вот б…ь, — сказала я.
Больше к данному определению мне нечего было прибавить. Так или иначе, я знала, где она находится. Следовало прежде всего отыскать это кафе и уж затем решать, что делать дальше; но, по правде говоря, я не видела причин, которые помешали бы мне разобраться с террористкой точно так же, как я разобралась с ее дружком. Я поправила сумку на плече, приоткрыла дверь (в ней зияли две или три дырки), обшарила взглядом коридор, выскользнула из номера, как мышь, и побежала к выходу, благословляя своего ангела-хранителя, который устроил матч на французском стадионе именно тогда, когда остальные постояльцы гостиницы не должны были услышать перестрелку в номере под крышей. Внизу поглощенный перипетиями второго тайма портье, сменивший недавнюю даму, тоже не обратил на меня внимания.
Видно, мой ангел-хранитель был польщен моей горячностью и моей искренностью. Иначе, весьма возможно, он бы счел, что на сегодня его работа закончена, и отправился бы отдыхать. Отдадим ему должное: он не сделал этого.
Выскочив из гостиницы, я прихватила с собой мобильник Дитриха, но, поразмыслив, решила, что при желании по нему можно отследить человека. В кино я не раз видела подобные штучки, а кино (в разумных пределах) следует верить. Размахнувшись, я швырнула невесомый аппарат в зияющую пасть мусорного бака и почувствовала некоторое облегчение оттого, что рассталась с еще одной вещью, принадлежащей тем, кто так упорно стремился загнать меня в угол. Вероятно, мне бы следовало смотреть себе под ноги, иначе я бы заметила ту проклятую банановую корку, аккуратно, словно диковинный желтый цветок, расстелившуюся на тротуаре. Я назвала ее проклятой — это не очень удачное определение для предмета, косвенно причастного к твоему спасению. Потому что, не заметив ее, я поскользнулась, взмахнула руками — и в это же мгновение над моей головой просвистела пуля.
Я видела, как она, врезавшись в стену дома, выбила фонтанчик известки. Превратившись в ящерицу, я распласталась на тротуаре. Вторая пуля с лязгом пробила дыру в мусорном баке. Какой-то пестрый ободранный кот с воплем вылетел из него и опрометью бросился прочь. Судя по его резвости, презент, предназначавшийся мне, не задел беднягу.
Я переползла за машины, стоявшие у обочины, перевела дух и стиснула кулаками виски. Какая же идиотка! Как я могла забыть, что, кроме террористов, за мной (то есть за Вероникой, конечно) охотятся люди Принца? Если они следили за Дитрихом, он наверняка мог навести их на мой след.
Я высунулась из-за машины (совсем чуть-чуть) и окинула взглядом местность. В то же мгновение еще две пули пробили шину и стекло авто, за которым я укрывалась. Крутая тачка на глазах превращалась в металлолом.
Мне надо было каким-то образом добраться до оживленной улицы, расположенной в полусотне шагов, после чего я легко скроюсь через ближайший вход в метро и запутаю следы. Уж там-то никакой снайпер меня точно не сумеет найти.
Я достала пистолет, метнулась влево, самую малость вынырнув из-за багажника, чтобы снайпер меня видел, и что было духу кинулась в обратную сторону. Пока снайпер стрелял по моей тени, я пробежала мимо двух машин, затаилась за колесом автофургона и стала ждать.
Он тоже ждал. Я не двигалась, поглядывая то на небо, то на автобусы, проходившие по главной улице. Метаться — глупейшее занятие для дичи, если ее охотник сидит на крыше с прицелом последней модели. Надо выманить охотника из укрытия и, когда он окажется достаточно близко, разделаться с ним.
Охотник меж тем приближался. Я ждала, что он зайдет слева или справа, или (испытанная тактика подлецов) сзади. Но он обрушился на меня сверху, с крыши автофургона, за которым я сидела. Очевидно, он весьма дорожил своим инкогнито: лицо его закрывала черная шапочка с прорезями для глаз и рта.
Следует признать, что он знал толк не только в стрельбе. Мало того что ему удалось подкрасться незаметно и застигнуть меня, мечтательную дичь, врасплох — от двух его ударов у меня просто в глазах помутилось. Я, наверное, умерла бы на месте, если бы точно не знала, что это — последнее, что мне хочется делать в этой жизни.
Он выбил у меня пистолет и, схватив за отвороты куртки, швырнул о борт автофургона. Мне показалось, что в позвоночнике у меня лопнули все позвонки. Несмотря ни на что, я сделала попытку ударить его по самому, как говорится, чувствительному месту, но вышло, очевидно, слишком слабо, поэтому он просто взял меня за горло и начал душить.
Руки у него оказались слишком велики для моей хрупкой шеи. Ему пришлось переставить пальцы, и в этот момент, скосив глаза вбок, я прохрипела с подобием улыбки:
–Полиция!
Он чуть-чуть повел глазами туда, куда я смотрела, туда, где не было никого и ничего, даже отдаленно напоминающего представителей закона. Не знаю, откуда у меня взялись силы, но я выдернула из сумки второй пистолет и что было мочи ударила им снайпера в подбородок.
Руки разжались. Я ударила еще раз — он полетел на землю, и я сама удивилась своей смелости. Дивиться было нечему — он бросился за моим пистолетом, который я потеряла в начале нашей схватки, направил на меня и нажал на спуск.
Выстрела не последовало — прячась за машиной, с каждой минутой все более и более уподобляющейся решету, я забыла снять предохранитель. Я просто забыла об этом и, как оказалось, на счастье себе. Я ударила ногой по руке снайпера, державшей пистолет, и оружие отлетело в сторону. Я могла поклясться, что снайпер побелел под своей шапочкой. Меня разобрал смех — возможно, немного дикий.
