Мне стало ее жаль. Презрение, с каким семья Леонидис
говорила о ней, их старание убедить себя, что убийство – дело ее рук, все их
поведение показалось мне сейчас просто бесчеловечным. Одинокая, беззащитная,
затравленная женщина…
– А если не я, так они думают на Лоуренса, – продолжала она.
– Да, а что насчет Лоуренса?
– Мне ужасно жалко его. Он такой хрупкий. На войну он идти
не мог. И не потому, что он трус, а потому, что чувствительный. Я старалась
подбадривать его, старалась, чтобы ему у нас было хорошо. Ему приходится учить
этих ужасных детей. Юстас вечно над ним насмешничает, а Жозефина… Ну, вы ее
видели. Сами знаете, что это такое.
Я признался, что еще не видел Жозефины.
– Мне иногда кажется, что у девчонки не все винтики на
месте. Вечно подкрадывается, подслушивает, и вид у нее такой странный… У меня
от нее мурашки по спине бегают.
Мне вовсе не хотелось обсуждать Жозефину. Я вернулся к
Лоуренсу Брауну.
– Кто он такой? – спросил я. – Откуда он взялся?
Вышло это у меня грубовато. Она покраснела.
– Он, собственно, ничего собой не представляет. Как я… Куда
же нам против них всех!
– Вам не кажется, что вы впадаете в излишнюю панику?
– Нет, не кажется. Они хотят представить все так, будто это
Лоуренс убил или я. И главный полицейский на их стороне. Куда уж мне.
– Не надо взвинчивать себя, – посоветовал я.
– А что, если это кто-то из них убил? Или кто-то чужой? Или
кто-нибудь из слуг?
– Пока не находится мотива.
– Ах, мотива! А у меня какой мотив? Или у Лоуренса?
Чувствуя себя не очень ловко, я пробормотал:
– Они могут, как я понимаю, предполагать, что вы и Лоуренс…
э-э-э… влюблены друг в друга… и хотите пожениться.
Она выпрямилась на диване:
– Как бессовестно предполагать такое! И это неправда! Мы
никогда друг другу ни словечка про это не сказали. Мне было его жаль, и я
старалась его подбодрить. Мы просто друзья, вот и все. Вы мне верите, скажите,
верите?
Я ей верил. То есть я верил, что они с Лоуренсом
действительно, как она говорит, просто друзья. Но я также полагал, что, быть
может, сама того не сознавая, она любит молодого человека.
Обдумывая эту мысль, я спустился вниз с намерением найти
Софию. Как раз когда я собрался заглянуть в гостиную, из дверей в конце
коридора высунулась ее голова.
– Привет, – сказала София. – Я помогаю няне готовить ленч.
Я уже двинулся в ее сторону, но она вышла в коридор, закрыла
за собой дверь и, взяв меня за руку, завела в пустую гостиную.
– Ну, – произнесла она, – ты видел Бренду? Что ты о ней
думаешь?
– Откровенно говоря, мне жаль ее.
София иронически подняла брови.
– Понятно, – проронила она. – Значит, ты поймался на ее
удочку.
Я почувствовал досаду.
– Просто я способен взглянуть на все под ее углом зрения, а
ты, очевидно, нет.
– На что – на все?
– Положа руку на сердце, София, кто-нибудь в семье вел себя
с нею любезно или хотя бы корректно за все ее пребывание здесь?
– Нет, разумеется. С какой стати?
– Да хотя бы из обыкновенного христианского человеколюбия.
– Боже, какой высокоморальный тон! Видно, Бренда неплохо
сыграла свою роль.
– Право, София, ты как-то… не знаю, что на тебя нашло.
– Просто я веду себя честно и не притворяюсь. Ты, по твоим
словам, можешь встать на ее точку зрения. Ну а теперь встань на мою. Мне не
нравятся молодые женщины, которые сочиняют историю обманутой любви и, пользуясь
этим, выходят замуж за очень богатого старика. Я имею полное право не любить
этот тип молодых женщин, и не существует ни малейших причин, почему я должна
делать вид, что они мне нравятся. И если бы эту историю изложить объективно на
бумаге, то и тебе такая молодая особа не понравилась бы.
– А она сочинила историю?
– Какую? О ребенке? Не знаю. Я лично думаю, что да.
– И тебя возмущает, что деда твоего провели и он попался на
эту историю?
– Ох нет, дед не попался, – засмеялась София. – Дедушку
никто не мог провести. Бренда ему была нужна. Ему хотелось изобразить Кофетуа и
жениться на нищенке.
[4]
Он отлично знал, что делает, и замысел его удался как
нельзя лучше. С точки зрения деда, его брак полностью оправдал себя – как и
прочие его деловые операции.
– А идея нанять в качестве домашнего учителя Лоуренса Брауна
тоже оправдала себя? – иронически осведомился я.
София сосредоточенно свела брови:
– Ты знаешь, я не уверена, что это не было сделано с
умыслом. Ему хотелось, чтобы Бренда была счастлива и не скучала. Возможно, он
догадывался, что драгоценности и платья – еще не все. Он подозревал, что ей
может не хватать чего-то нежно-романтического. Возможно, по его расчетам,
кто-то вроде Лоуренса Брауна, кто-то абсолютно, так сказать, ручной, и есть то,
что надо. Нежная дружба двух душ, окрашенная меланхолией, должна была помешать
Бренде завести настоящий роман с кем-то на стороне. Да, я не исключаю такого
варианта, дед вполне был способен изобрести нечто в таком духе. Он, должна тебе
сказать, был дьявольски хитер.
– Судя по всему, да, – согласился я.
– Он, очевидно, не мог предвидеть, что это приведет к
убийству… И именно поэтому, – София заговорила с неожиданной страстностью, –
именно по этой причине я не думаю, как бы мне этого ни хотелось, что она пошла
на убийство. Если бы она задумала убить деда – или они замыслили это вместе с
Лоуренсом, – дед знал бы об этом. Тебе, наверное, кажется это надуманным…
– Признаюсь, да.
– Ты не был с ним знаком. Уж он бы не стал способствовать
собственной смерти! Но таким образом – мы наталкиваемся на стену.
– Она напугана, София, – сказал я, – очень напугана.
– Старший инспектор Тавернер и его веселые молодцы? Да, эти
могут нагнать страху. Лоуренс, я полагаю, в истерике?
– В самой натуральной. Отвратительное зрелище. Не понимаю,
чем такой мужчина может понравиться женщине.
