– …И Шмидт там проживают, и хозяин ихний.
– Какой еще хозяин?
– Ну как же, Фердыщенко Иван Иваныч, очень приличный
господин, по торговой части. А немец этот, Шмидт, у него в прислугах. Они
сейчас обои дома, давеча птичек кормили.
Князь и его помощник переглянулись. Отлично. Значит,
обойдется без засады. Прямо сейчас и возьмем.
– Черный ход? – спросил Лучников.
– Нету.
Опять удача.
– Никуда не денется, – уверенно сказал
Лучников. – На чердак с третьего этажу не вылезти. Из окошка не сиганешь.
Только если в небо улететь, на крыльях. Дозвольте, ваше благородие?
Спрошено было с особой почтительностью. Дело в том, что по
дороге меж ними состоялся довольно обидный для князя разговор.
Покашляв и покряхтев, Лучников попросил соизволения узнать,
как его благородие намерен действовать.
– Если он на месте, обложим со всех сторон и по команде
«Вперед!» – как на штурм Измаила, – бодро ответил Козловский. –
Высадим дверь и зацапаем. Чихнуть не успеет.
– Лавр Константинович, – задушевно попросил тогда
фельдфебель. – Двадцать семь годков по этой части служу. Может, дозволите
мне распорядиться? Не вышло б, как на станции. Сомневаюсь я насчет немца этого.
Склизкий, как уклейка.
В первый миг Козловский, конечно, вспыхнул. Но потом вредный
для дела гонор в себе пригасил. Операция по аресту опасного шпиона – это не
кавалерийская атака. Пускай дело ведет Лучников.
Поэтому сейчас штабс-ротмистр, формально оставаясь
начальником, находился в роли наблюдателя.
– Действуй, Пантелей Иваныч. Всё помню. По сигналу бегу
наверх с остальными ребятами.
– Как дуну в свисток, не раньше, – все-таки
напомнил Лучников. – Очень уж вы, ваше благородие, горячий.
Но чего-то ему все-таки не хватало. Фельдфебель медлил,
чесал затылок.
– На четвертом у тебя кто проживает? – спросил он
дворника.
– Шандарович, учитель музыки. Голодранец, на чай не
допросишься. Замучил роялью своею.
Глаза у Пантелея Ивановича блеснули.
– Голодранец? С роялью? Это хорошо.
Движения Лучникова вдруг стали быстрыми, он явно принял
какое-то решение. Пошел во двор, подозвал самых опытных агентов:
– Михалыч, Степа, ко мне. Сашок, Кирюха, вы тоже.
Все четверо были одеты по-простому. В этой непрезентабельной
части города картуз и сапоги встречались чаще, чем шляпа и штиблеты.
Козловскому очень хотелось послушать, о чем они там
шепчутся, но это означало бы уронить авторитет. Пускай филеры думают, что
Лучников выполняет распоряжение командира.
Четверка порысила куда-то вглубь двора. Пантелей Иванович,
надвинув фуражку на лоб, вышел на тротуар, встал на виду и проторчал так минут,
наверное, с десять.
Потом из-за угла с грохотом выехала ломовая телега, на
которой сидели агенты. Остановились у подъезда.
Лучников подошел, еще издали крича:
– Вы где болтались, чертово семя? Время
пол-одиннадцатого, а я во сколько велел?
И пошло препирательство, но до штабс-ротмистра долетали лишь
отдельные фразы:
– Третий, что ль?
– Сам ты третий, дура! Четвертый!
– Куды четвертый! Сказано: третий!
– Да четвертый, четвертый! Пошли али как?
Занавеска на окне третьего этажа шевельнулась. Козловский
быстро вскинул бинокль, но силуэт уже исчез.
Псевдогрузчики с топотом вошли в подъезд.
На верхнем этаже
У двери висело объявление: «А.В.Шандарович. Уроки музыки по
умеренным ценам». Нашел где повесить, бестолковый, подумал Лучников. Кто ж
полезет на четвертый этаж твою рекламу читать?
Позвонил. Растолковал, в чем дело.
Тупой все-таки народ образованные. Дураку ведь понятно:
когда тебе за старый рояль предлагают двести целковых, не задавай лишних вопросов,
а говори «премного благодарствую» и ставь свечку своему иудейскому Богу.
Так нет. Перепугался учитель Шандарович, битых двадцать
минут уламывать пришлось, на сто вопросов отвечать. Почему так срочно? Почему
так много денег? А как же быть с завтрашними уроками?
В конце концов терпение у Пантелея Ивановича лопнуло.
Показал удостоверение. Велел сидеть тихо, на лестницу ни в коем случае не
высовываться.
Но учитель всё одно ни хрена не понял.
Ребята уж и рояль из квартиры вынесли, а он не отставал:
– Послушайте, я так не могу! Инструмент не стоит
столько денег! Как порядочный человек я просто обязан…
Тьфу, интеллигенция. Зла на них не хватает. Пришлось
захлопнуть дверь у музыканта перед носом.
Парни, ругаясь и топоча, волокли рояль вниз.
– Ради Бога осторожней! – снова высунулся
неугомонный Шандарович. – У инструмента капризный характер. Он не любит,
когда…
– Да уйди ты! – шикнул Лучников.
На площадке третьего этажа рояль застрял. Уперся
лакированным боком в дверь с табличкой «И.И.ФЕРДЫЩЕНКО» – и ни туда, ни сюда.
– Куда въехали, дубины! – заорал Лучников. –
Разворачивай! Да не туда, туда!
Но угол инструмента лишь елозил по кожаной обшивке, издавая
противный скрип.
Дверь приоткрылась. В щель поверх стальной цепочки выглянула
костлявая лошадиная физиономия. Не резидент. Тот был на полголовы ниже.
– Извиняемся, хозяин, – сказал Лучников. –
Застряли малость. Поширше бы открыл чуток.
Лязгнула снимаемая цепочка.
Фельдфебель сунул в карман бутафорские очки. Они больше не
нужны, только мешать будут.
– Dummkopf!
[8]
Туда, потом туда, –
показал верзила. Правая половина его туловища (и, что существенно, правая рука)
оставались за створкой двери.
Слуга Шмидт, вот это кто. Понятно.
Лучников подал условный знак – шлепнул ладонью по крышке
рояля.
Сашок и Кирюха сидели под инструментом. Схватили немца за
щиколотки, дернули. Шмидт грохнулся об пол затылком, а филеры рывком втащили
его под рояль, приставили к башке с двух сторон по стволу.
В правой руке у долговязого, точно, оказался длинноствольный
«рейхсревольвер», но нажать на спуск оглушенный падением Шмидт не успел.
Первый этап прошел без сучка без задоринки.
Теперь главное – скорость.
Запрыгнуть на крышку рояля (тот загудел всей своей нервной
утробой). Соскочить в коридор.
